voencomuezd | Из воспоминаний Юровского

Организация отделов Облисполкома.

В период тревожных дней, или ещё даже до них, к начальнику Гарнизона полковнику Марковец, был послан комиссар, кто он был, сейчас точно не помню, а одновременно с образовавшейся "коалиции" был нами образован и нечто вроде революционного комитета чисто большевистского состава, это шло по линии организации и овладения военными силами. Туда, насколько я помню, входили следующие товарищи: т. Преображенский, пулемётчик прапорщик Архангельский, прапорщик Акопьянц, я и ещё один товарищ тоже офицер, но фамилии которого я не помню. Как будто в тот же период, повели разговоры, вёл их как будто, Крестинский, что мы пошлём своих людей, и что Марковец должен сложить свою власть, туда направлен был я, и работал некоторое время членом намечавшегося тогда военного отдела, а затем заместителем председателя этого отдела. Туда же я взял с собой солдата 49-го полка Чечелницкого. (потом, как мне рассказывают товарищи, расстрелянного как оказавшегося чужаком). Но в тот период он работал очень активно, был членом Исполкома большевистского совета, он был очень внушительного вида, огромной силы и здоровья человек. В этот период, кстати сказать, нас одолевало мешочничество, его я использовал для освобождения вагонов от этих мешочников. Бедствие тогда этого мешочничества давало себя крепко чувствовать, т.к. они нередко захватывали целые вагоны, а иногда и поезда.

Теперь, в этот же период, начала образовываться в воинских частях выборная власть. Анархисты, эсеры – те, разумеется, действовали по-своему, использовывая наши обещания солдатам о роспуске по домам и ряд других требований, словом требовали, чтобы мы платили до долгам.

В этот период эвакуированных было слишком 4.000 человек. Эвакуированные имели свой комитет инвалидов, председателем этого комитета был унтер-офицер эсер Панов. Он явился ко мне с делегаций с требованием, как к заместителю председателя военного отдела о выполнении обещания роспуска эвакуированных по домам, о выдаче обмундирования, о выплате удержанного ещё при Керенском, выплате жалованья солдатам, а жалованье было "большое" 90 коп. в месяц, однако, в сумме для всего гарнизона денег требовалось много. Нужно сказать, что в тот момент уже существовала власть советская штаба военного Казанского округа и те уже нам диктовали те или иные действия в форме приказов. Мы в СВОЮ очередь не считали, конечно, возможным распускать солдат и принимали всяческие меры, доказывая солдатам, что одно дело было служить власти буржуазии и что другое дело, когда власть в наших собственных руках, указывая солдатам, что теперь, когда мы должны укреплять нашу власть, мы не можем, уходя домой, оставлять винтовки в руках врага, и что, наоборот, мы эту винтовку должны крепко держать в собственных руках, но ведь был уже декрет о земле и это, конечно тянуло солдат домой, боясь остаться без таковой, без земли.

Партийной организацией в этих целях были организованы землячества солдат и мы таких отправили по деревням сотни людей для разъяснения происходящих событии, для организации советской власти, для правильной организации комитетов по разделу земли, но это, разумеется, нами также указывалось солдатам, рвущимся по домам. Однако, Панову удалось провести резолюцию с требованием немедленного отпуска по домам. Тогда я решил созвать митинг эвакуированных, куда просил с собой поехать Н.Н.Крестинского, т.к. борьба предстояла очень тяжёлая. У меня было предложение производить эвакуацию, но производить её постепенно, насколько помню, пачками или отрядами до 150 человек, и что соответственно мы будем предоставлять вагоны, снабжение обмундированием и выплату причитающего жалованья. Эти наши предложения нам удалось на митинге произвести. То, что это не проходило, как мы решили, это само собою понятно. Однако же эвакуация всё же проходила, более или менее планомерно. То же самое было позднее и с другими частями, за исключением наиболее устойчивых и крепко нами охваченных воинских частей.

Нужно сказать, что наряду с роспуском солдат по домам, мы организовывали отдельные части из бывших солдат. Так из конского запаса мы организовала своя конный отряд, во главе которого имели неосторожность в качестве командира поставить прапорщика Ардашева, сына нотариуса Александра Ардашева, кстати сказать, племянника Ленина по линии матери. Примерно в мае, мы имели в Екатеринбурге восстание фронтовиков, они явились в тогда уже организованный военный комиссариат по организации красной армии, согласно декрета об этом, их раскусили и оружие им, разумеется, не дали, тогда они устроили восстание, подбив и отсталую часть рабочих В.-Исетского завода, увязав это дело с вывозом ценностей банков из Екатеринбурга. Помню, как сейчас, примерно часов в 6-7 вечера, в этот день отправлялись в Пермь два поезда – один поезд с золотом, платиной и др. ценностями и другой поезд с архивами нашим и эсеровским, между прочим, в этом поезде по предложению Голощёкина эвакуировалась и моя семья. На В.-Исетской площади собрался огромный митинг из солдат и частью рабочих. Туда выехал Голощёкин, поехал и я туда. Митинг был угрожающий. Мы вынуждены были приготовить на случай пулемёты, вооружённые силы. Митинг требовал ответа, почему, куда и зачем увозятся ценности, митинг удалось закончить, если так можно сказать, тов. Филипп твёрдо, как военный комиссар, заявил, что вывоз ценностей диктуется наличием чехо-словацкого фронта и что мы не считаем возможным оставлять ценности здесь и что ценности будут вывезены куда следует, в безопасное место. К отходу поезда я отправился на вокзал. Поезда имели направление сначала по Горно-заводской линии, но в последний момент, когда в связи с подготовлявшимся восстанием в Екатеринбурге, стало известно о неблагополучии в Невьянске. Там было человек 200 приехавших из центра автомобилистов, они готовили там восстание, очевидно, им было известно об отправке поезда с ценностям и они готовились его захватить. В этот день, кстати сказать, по требованию из Невьянска готовилась отправка двух цистерн бензина, без которого были тогда машины Невьянска. Отправку эту, узнав о готовящемся восстании, они, конечно, задержали. Поэтому, в последний момент, было принято решение отправить ценности по Кунгурской линии, где он благополучно и прибыл в Пермь. Поезд же, в составе которого был вагон, где ехала моя семья с архивом и эсеры тоже с архивом, и ряд других товарищей с разными поручениями, был захвачен в Невьянске восставшими уже тогда, и в поисках золота в этом поезде, вагон этот был отцеплен и уведён на заводской двор в Невьянске, где он и пробыл до момента освобождения, примерно около недели. Здесь, кстати сказать, потребовали у всех сдать оружие, у жены тоже был револьвер, однако она решила револьвера не отдавать, спрятав его где-то временно, а потом позже мой старший сын Шура, которому было тогда 13 лет, разобрал револьвер и вместе с патронами спустил его в бак с водой и, таким образом, сохранил его. В момент освобождения Невьянска, несколько красноармейцев ворвавшись в заводской двор, стали обстреливать вагон. Тогда жена обратилась к прапорщику эсеру Горину, сопровождавшему свой архив, выйти крикнуть, предупредив, что здесь свои, однако он выйти не решился, а в этот период в доме заключения сидело человек 30 наших товарищей и жена хотела предупредить, чтобы поспешили освободить их, опасаясь за их жизнь. Она вышла и стала кричать, прося, чтобы не стреляли, заявив, что ежели мы чужие, то расстрелять вы нас успеете. Один из красноармейцев с расстёгнутой грудью крикнул: "Знаем мы вас сволочей, всех перестреляем". Однако, очевидно, видя это другие, что стоит женщина и кричит, прекратили стрельбу и выслушали её. Однако, когда они пришли в помещение, где были арестованные, помещение забрасывалось бомбами и, таким образом, там же в помещении погибли почти все, за исключением двух-трёх искалеченных товарищей, одного из них по фамилий Матвеев я помню, он с искалеченной рукой работал позже у меня в Москве в ВЧК фамилии других товарищей не помню.

Здесь же в Екатеринбурге, когда я вернулся с вокзала, через полчаса примерно, в В.-Исетском шло восстание, которое, насколько помню, продолжалось около 3-х суток. Командовал как будто одной из частей, если мне память не изменяет, поручик Браницкий, участвовал в этом подавлении также, насколько помню, и наша коммунистическая дружина, именовавшаяся тогда ЧОН. Конный отряд под командованием Ардашева перешёл на сторону восставших.

ЦДООСО. Ф. 41. Оп. 2. Д. 28. Лл. 26-30.

Копится помаленьку архивный материал на союзы фронтовиков... Жаль, сам поработать не могу.
Ну и заодно...