И мы еще дойдем до Ганга

Оригинал взят у haspar_arnery в И мы еще дойдем до Ганга

«И если в нашей русской среде, в силу целого ряда обстоятельств, нам приходится идти со словами увещевания и призыва к самодисциплине, чтобы товарищи подтянулись, то по отношению к товарищам латышам у нас нет такой обязанности и необходимости, ибо громаднейшее большинство из латышских пролетариев – сознательные, дисциплинированные боевые революционеры»....

И здесь, на этом собрание, на котором торжественно открывается бытие вашего полка, я от всей души приветствую вас, как авангард новой революционной армии, которая будет сражаться не только у нас в стране, но которой придется и на улицах Берлина уничтожать власть империалистов и, быть может, пройтись по всей Европе, побывать и в Париже, и в Лондоне, и во всех больших капиталистических городах, в которых властвуют империалисты, а будут властвовать и не могут не быть у власти, наши товарищи, революционные пролетарии всех стран...

Спасибо, товарищи латыши, за вашу революционную уже понесенную вами службу, и позвольте выразить надежду и уверенность, что близок момент, когда возродившаяся революционная Россия, когда воссозданная красная русская армия вместе с вами освободит и вашу страну от насильников и весь мир от империалистов и создаст новый строй – строй счастья, строй свободы, строй социализма!»

Из речи Моисея Володарского в связи с формированием 9-го Советского латышского полка.(апрель 1918 года)

Носов С., Тайная жизнь петербургских памятников. СПб: Лимбус Пресс, ООО «Издательство К. Тублина», 2009. С.137-138

Гражданка Феодорова

Еще к истории "декрета о социализации женщин".


ТЕЛЕГРАММА НАРКОМА ПО ИНОСТРАННЫМ ДЕЛАМ РСФСР Г.В.ЧИЧЕРИНА НАРКОМУ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ ВСР БЕЛА КУНУ

29 мая 1919 г.
Время передачи: 23 ч. 05 мин. 29. V. 1919 г.

…Абсурдная басня об обобществлении женщин появляется вновь. Чтобы раз и навсегда покончить с этими бессмысленными сказками, было бы хорошо довести до всеобщего сведения действительные материалы, откуда это проистекло. В буржуазной газете «Заря России» от 17 апреля 1918 года содержалась телеграмма специального корреспондента этой газеты из Хвалынска в саратовской губернии о том, что некая гражданка Феодорова опубликовала в местной газете «Известия Хвалынска» статью, в которой она выступила в поддержку проекта обобществления женщин для Хвалынска и окрестностей. Согласно этому проекту, она стремилась запретить проституцию и непозволительные сношения между полами, с другой же стороны, запретить женщинам холостяцкую жизнь и принудить каждую девушку к замужеству. Этот фантастический проект был подхвачен как комический анекдот частью прессы, другая же часть вовсе не обратила на него внимания. Гражданка Феодорова говорит в своей статье, что подобный проект был осуществлен в Луге и в Коломне в Петербургской губернии. Само собой разумеется, это утверждение глупой гражданки является чистейшим вымыслом. Нигде в Советской России не был осуществлен подобный проект. Другим фактом была резолюция одного анархистского клуба в Саратове, которая якобы высказывалась в пользу обобществления женщин. Эта резолюция была упомянута в одном частном письме, которое было адресовано в редакцию газеты «Свобода России», где оно было опубликовано 14 апреля 1918 г. Мы даже не знаем, действительно ли была принята такая резолюция, во всяком случае, даже если бы она была бы принята, это была бы лишь абсурдная фантазия какого-то неизвестного провинциального клуба. Таковы единственные факты, из которых проистекли невероятные сказки, которые до сих пор бродят подобно привидению по антибольшевистской прессе всего мира.

Советская Россия – Венгерская Советская республика. 1919 год. Документы и материалы. М., «Международные отношения», 1990. С.177

Военком Элисты

К концу второго дня пути вдали показались деревья, ошибочно принятые нами за привычный уже степной мираж. Дорога спустилась в балку, и мы въехали в Элисту. Элистинская волость только что была переименована в уезд с территорией, намного превышающей не такое уж карликовое европейское государство, а пыльное степное село - в город и центр этого нового уезда.

Слева и справа потянулись мазанки с выбеленными стенами и веселыми наличниками над окнами. Но мы не успели проехать и части широкой, окаймленной бахчами улиы, как несколько вооруженных людей в солдатскикой одежде и картузах без кокард окружили затормозившую машину.

- Давай слазь! - грубо приказал кто-то из них.

У всех у нас были винтовки, к поясному ремню моему была подвешена кобура с браунингом, но куда более надежной охраной являлся мой пространный мандат, подкрепленный двумя матросскими бескозырками.

Я послал нахального солдата так далеко, как позволял это сделать многообразный русский язык. Завязалась перебранка, и, пока мы препирались, около машины возник перетянутый скрипучими ремнями новенькой офицерской портупеи молодой человек, с ног до головы одетый в ослепительно красный сафьян. Куртка, широченные галифе, щегольские сапоги и даже офицерского покроя фуражка его были пошиты из ярко-пунцово кожи.

- Я Пастушков, - сказал молодой человек таки тоном, словно неказистая фамилия эта была известна миру не меньше, чем Бонапарт или Тамерлан.

На меня, однако, фамилия эта не произвела впечатления, как не подействовало и то, что Пастушком оказался военным руководителем местного военного комиссариата.

Мало-помалу разговор наш принял мирный характер, и я выяснил, что Пастушкова и его красногвардейцев заставило наскочить на нашу машину действительно чрезвычайное обстоятельство: несколько часов назад из Элисты бежал арестованный накануне проходимец.

<...> Теперь Пастушков настаивал на том, чтобы я дал ему свой "фиат".

- Мы вам вернем машину, честное слово, - поклялся он, и по тону, которым он это говорил, я понял, что никогда больше не увижу своего автомобиля.

Илья Кремлев. Былое. М., 1959. С. 80-81.

А вообще, весело было там в те годы на Астраханском фронте, судя по книге. Кулаки-переселенцы, наживавшиеся на калмыках, держались за Советы, чтобы воевать с местными казаками-богатеями. Керосина в городе полно - бензина нет. Ездили на смеси керосина с эфиром. Ага, как все самолеты республики. У калмыков отнимали скот все, кому не лень, а вместо расписки оставляли филькину грамоту с какой-нибудь вымышленной подписью типа "Граф Нулин".