(no subject)
Oct. 7th, 2016 11:26 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
voencomuezdВыложил книгу. Коммари спасибо за сборку.
https://rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=5293208
Российское офицерство и Февральский революционный взрыв.
Год издания: 2011
Автор: Кожевин В. Л.
Издательство: Изд-во Ом. гос. унта
ISBN: 978-5-7779-1361-6
Язык: Русский
Формат: PDF
Качество: Отсканированные страницы + слой распознанного текста
Интерактивное оглавление: Нет
Количество страниц: 260
Краткий пересказ книги.
Первая глава посвящена в основном вопросам изучения морального облика офицера в военных училищах и школах, исследование идет в основном на основе мемуар и некоторых исследований. Автор приходит к выводу о том, что военные традиции играли определяющую роль в воспитании молодых офицеров, вовлекая их в "армейскую семью" и привычки эти хранились всю жизнь, а традиции передавались из поколения в поколение. Военные традиции с их жестоким регламентом и мелочной регламентацией каждого движения учащихся являлись инструментом по воспитанию в офицерах сверхдисциплины, которой должна отличаться армия, а это в свою очередь вело к инструментам неформальной защиты "кадетской семьи" (бойкот ненавистных преподавателей, традиция умеренного "пародирования" военных порядков в форме иерархии высших и низших кадет, ритуалов поведения и т.д.). Интересно, что автор считает знаменитый "цук" очень неприятным, но побочным продуктом этого воспитания, который иногда ограничивался самими воспитанниками. Верность монархии во время подготовки к службе выращивалась с помощью целого комплекса мер, благодаря которому будущие офицеры буквально вживались в защитников монархии безотносительно личности царя - особенно это видно по офицерским мемуарам, которые описывают впервые увиденного царя как под копирку, в благоговейном тоне, даже если потом в тех же мемуарах встречаются критические его оценки. В армии консолидация офицерства проводилась исключительно благодаря общению с узким кругом "полковых товарищей", ибо армия как институт в принципе не дает возможности поддерживать связь с широким кругом членов своей корпорации. Тем не менее, сила традиций в армии была очень сильна: "В итоге укрепление сознания самоидентичности офицера во многом происходило за счет функционирования социальной памяти означенного воинского коллектива. Последняя опиралась на письменную (полковые истории) и устную (предания) традицию, на разнообразные вещественные символы (особая военная форма, знамена, награды части). Полковые праздники, парады и другие воинские церемонии также способствовали постоянному воспроизводству и передаче ценностноокрашенных культурных смыслов из поколения в поколение".
Автором предпринята попытка исследовать основные черты ментальности офицерской корпорации. Он приходит к выводу, что офицерской идеологии в законченном виде к началу ПМВ так и не появилось, несмотря на неоднократные попытки и рядового, и высшего офицерства ее создать, а появилась квазиидеология, созданная по большей части на основе офицерских традиций. Основную квинтэссенцию ментальности офицера составляла защита чести, нетерпимость к доносительству и угодничеству, храбрость, самопожертвование, подчеркнутый аполитизм, безотчетная верность монархии, религиозность и т.д.: "Действительно, во внутреннем армейском обиходе офицерская идеология была практически бесполезна, поскольку дублировала давно устоявшиеся нормы мышления и поведения офицерской корпорации. Такая идеология не могла стать и сплачивающим началом для офицерства русской армии, ибо содержала больше вопросов и умолчаний, нежели четких, законченных решений кардинальных проблем мировоззренческого порядка. В итоге рассматриваемый феномен с полным правом можно назвать квазиидеологией, которая на деле обеспечивала лишь потребности взаимодействия офицерства с внешним миром и в первую очередь позволяла осуществлять диалог с общественностью". К сожалению, как господа офицеры убивали людей ради защиты своей чести, автор не говорит, а жаль, я бы почитал.
Все это приводило к крайне медленному вовлечению офицерства в общественную жизнь и в итоге общество и армия были знакомы друг с другом далеко не лучшим образом, и даже бывала неприязнь к офицерам со стороны "прогрессивной интеллигенции". Основной, да и пожалуй, единственной формой объединения офицеров помимо официальных структур были офицерские кружки - немногочисленные организации неформального, как правило просветительского характера. Традиция была живуча и сохранилась до революции 1905 г. Так, с ноября 1905 г. на квартире лейтенанта А.Н. Щеглова в Петербурге проходили собрания группы морских офицеров, где решено было образовать «Общество младших офицеров флота». Примечательно, что звания почетного президента и почетного вице-президента авторы проекта предполагали присвоить соответственно морскому министру и начальнику Главного морского штаба. Однако план этот был реализован в ином варианте: группа оформилась полуофициально как Санкт-Петербургский военно-морской кружок.
К началу ХХ в., несмотря на силу традиций, демократические настроения стали проникать в офицерство. Процесс был медленным, но долгим и шел еще с народовольческого движения, в котором участвовали многие офицеры. По большей части, однако, настроения офицерства были сравнительно умеренными и их можно охарактеризовать умеренно-либеральными - шло формирование неформальных кружков, офицеры протестовали против задействования войск для карательных операций, проявлялось сочувствие умеренной оппозиции правительства, делались попытки внедрения военной модернизации. Относительно последнего - характерна история того же Санкт-Петербургского военно-морского кружка, на собраниях которого долгое время председательствовал А.В. Колчак, который направил усилия на возрождение российского флота. Его большим успехом стало создание Морского генерального штаба, идея образования которого неустанно пропагандировалась членами объединения. Сходный кружок был и в армии, созданный силами А.И. Гучкова, который обратился к генералу В.И. Гурко с предложением образовать кружок из достойных офицеров
в помощь думской комиссии по обороне.
Исследовано автором отношение офицеров к солдатам, которое выражалось в "патерналистской модели" со всеми вытекающими плюсами и минусами, как, например, зуботычины солдату из жалости - это же лучше, чем на гауптвахту его сажать. Однако к началу ХХ в. эти отношения начали медленно, но верно размываться, причем со стороны постепенно модернизирующегося крестьянина, о чем с тревогой писали сами же офицеры. Разумеется, революция 1905 г. внесла большой вклад в этот процесс: "Уже русская революция 1905-1907 гг продемонстрировала наличие трещины в традиционном укладе этих взаимоотношений. Восстания матросов и солдат в Кронштадте, Свеаборге, на Черноморском флоте, во Владивостоке и других пунктах расквартирования войск сопровождались актами неповиновения, арестами командиров, прямым насилием над офицерством. Отдельные представители офицерского корпуса видели за этими, пусть пока и не повсеместными проявлениями бунтарства нижних чинов, симптомы серьезной болезни армии и предвестие будущих ещё более масштабных потрясений. Но те, от кого зависело принятие соответствующих решений, как правило, заботились лишь о восстановлении status quo".
Особенно мне понравилось вот это: "Так, 20 ноября 1905 г. штаб-офицер для поручений, подполковник Левандовский подал рапорт своему непосредственному начальнику - генерал-квартирмейстеру при главнокомандующем вооруженными силами России на Дальнем Востоке. Под впечатлением от вспышек солдатского недовольства, исходя из наблюдений за реакцией своих сослуживцев, считавших «язык пулеметов» главным аргументом в споре с волнующейся солдатской массой, офицер делал вывод о нависшей над армией угрозе жестокого столкновения. «И уж тут, в этом столкновении, предупреждал Левандовский, - вспомнятся все прежние причины розни, - и ненависть простолюдина к "барину", и все прегрешения офицера перед нижним чином, а выльется оно в такую страшную форму, что всё, что происходило во всей России до сих пор, покажется сравнительно детскими штучками». Как в воду глядел, хе-хе-хе.
Несмотря на несомненное размывание традиционного мышления, кризис патриархальности армии и довольно живое участие общественности в вопросах обсуждения негативных сторон жизни армии и офицерства, в целом офицерский корпус модернизировался медленно и к ПМВ подошел в основных чертах в том же виде, что и в конце XIX - начале ХХ вв. О ПМВ автор говорит не так уж много, в основном о социальной адаптации офицерства и вживанию в роль офицеров множества "офицеров военного времени" в основном из городской мещанской среды, которые были влиты в армию наспех и, по идее, традициями были не затронуты. Выводы особой оригинальностью не блещут - несмотря на сильную смену большого числа офицерского корпуса, политизация его шла слабо, в офицерстве росли в основном чувства обиды, раздражения, неприязни к власти, реже монарху и монархии в целом, и вообще недовольство. Большинство молодых офицеров, пришедших авторитетом в армии не пользовались, но это было следствием спешности их обучения, и одновременно среди них было множество талантливой молодежи, неплохо себя показавшей - причем она довольно быстро усваивала офицерские традиции, в том числе традиции мордобоя, что особенно забавно для вчерашних гардеробщиков.
Относительно революции автор сначала исследует вопрос о том, сколько офицеров было убито в ходе революционных событий и в чем была причина этого. Абсолютное большинство убитых падает на Петроград и морские базы Кронштадта-Гельснгфорса-Ревеля - в провинции убийств практически не было, наоборот, местами офицерство удерживало под строгим контролем солдат чуть ли не до конца марта. В Петрограде погибло около полусотни офицеров, в основном из-за боев с восставшими и сопутствующих этому расправ. Исследование убийств матросами автор исследует очень подробно и находит тут ряд причин как объективного, так и психологического характера: "Вместе с тем сходство и различия в событиях, произошедших в столице, в Кронштадте и Гельсингфорсе, по большому счету позволяют предположить, что мы имеем дело с частными закономерностями поведения флотских и армейских низов, соответствовавшими двум следовавшим один за другим этапам начального периода революции. В Кронштадте, как и в столице, произошли восстания, исход которых в момент выступления ещё не был очевиден. Но дело было в том, что нижние чины Петроградского гарнизона ощущали себя частью восставшего народа и, соответственно, их поведение мало чем отличалось от поведения горожан, отнюдь не ставивших целью своего выступления истребление офицерства. В Кронштадте же восстание моряков и солдат в большей степени напоминало военный бунт, когда основной мотивацией выступал протест против невыносимых условий существования и жажда мести. Все это, конечно, не могло не привести к массовому уничтожению командного состава. В Гельсингфорсе восставшие солдаты и матросы уже знали о крушении старой власти, и их поведение в значительной степени было продиктовано стремлением немедленно почувствовать наступление существенных перемен, которые, согласно представлениям масс, должна была нести революция. Первое, что хотели ощутить матросские и армейские низы, - это изменения в быту и режиме службы. Крайне важным являлось также удаление со своих постов ряда начальников. Хотя по вопросу о том, сколько офицеров и кого из них конкретно следовало сместить или судить, единого мнения быть не могло. Самым простым способом решения проблемы оказалось физическое устранение тех, кто реально или потенциально мог воспрепятствовать осуществлению революционных ожиданий нижних чинов".
Мне некоторые выводы кажутся натянутыми, ну да бог с ним.
Далее - об отношении офицеров к падению монархии и к Временному правительству. Основная масса офицеров во время восстаний просто выжидала развития событий. Весть об отречении привела к целой палитре разнообразных реакций офицерства, в основном умеренно-консервативных и окрашенных чувством подавленности: попыткам объяснить отречение какими-то особыми обстоятельствами, скрытию их от солдат, просто уходу из войск. Однако ВП большинство присягнуло быстро и легко, так как это была единственная власть, которая, по мнению офицерства, могла обеспечить порядок в стране. Типичный пример - Колчак, который помалкивал, когда его просили высказаться за или против отречения царя, но тут же признал все, что можно, думая, что так обеспечит порядок на флоте: "Важнейшими доводами в пользу принятия новых реалий и своего рода самооправдания не только у генералитета, но и у рядового офицерства являлись представления о необходимости избежать острого и широкомасштабного гражданского противостояния, а потому и поражения России в мировой войне". В итоге когда первый шок прошел, к концу марта офицерский корпус справился с нарушением присяги и крушением монархии и занялся самозащитой, надеясь на помощь ВП, которое должно обеспечить порядок и дисциплину. Как известно, этого не случилось, что привело к резкому падению популярности правительства и росту среди офицеров неприязни к нему.
Вопрос о политизации офицерства рассматривается уже не на основе личных источников, мемуаров, свидетельств и историографии, а почти исключительно - на основе рассмотрения документов наиболее влиятельных офицерских организаций 1917 г.: Петроградского союза офицеров-республиканцев Народной армии и Советов офицерских депутатов. Первый был умеренно-левым по содержанию, происходил из группы соцалистически настроенных военных, частично принимавших участие в Петроградском восстании, и старался объединить офицерские и военные силы на защите республики, пытаясь организовать части Народной гвардии из запасных частей гвардии, которые активно зарекомендовали себя в Февральских событиях. Большим влиянием в руководстве союза обладали социалисты, в основном эсеры. Союз активно сотрудничал с Петросоветом и распространил деятельность на заметное количество крупных городов, однако уже к апрелю рост численности организации уперся в потолок и оказалось, что Союз не смог объединить широкие массы даже в пределах Петроградского ВО. Далее Союз постепенно теряет свое значение. Советы офицерских депутатов, как неоднократно было отмечено в историографии, представляли собой выборные органы офицеров, созданные в основном для защиты прав офицерской корпорации и сохранения контроля за солдатами, что местами позволяло офицерам держать в дисциплине гарнизоны до апреля, а то и позже. Петроградский Совет офицерских депутатов оформился на собраниях начала марта в восставшем Петрограде и ставил целью защитить доброе имя офицерства и сблизиться с солдатами на основе политической платформы общедемократического толка - сотрудничества офицеров и солдат, ВП и Советов. Совет был, однако, неустойчивым, большинство его членов и руководства опыта политики не имели и сами твердо не знали, чего они хотят, в итоге Союз с апреля стал леветь, пытаясь доказать, что офицерство принимает Советы и даже социалистические идеалы. Однако в реальности эта точка зрения вовсе не поддерживалась массами офицерства, так что Петроградский Совет также не привел к массовому движению, несмотря на попытку организовать на Всероссийском съезде Всероссийский Офицерский Совет. Немного автор пишет о росте реакционных и даже право-диктаторских настроений в офицерстве, в том числе в небезызвестной Военной Лиге, но довольно мало.
То, какой реакционной сволочью на самом деле являлось офицерство, доказывает изучение автором "Молитвы офицеров Русской Армии", распространявшейся по стране с весны 1917 г. Этот довольно длинный анонимный текст с перечислением несчастий бедненького зашуганного офицера, сделанный в форме молитвы, автор изучает, на мой взгляд, неоправданно серьезно и долго. Но выводы говорят сами за себя.
Кто же виновен в бедах, обрушившихся на командный состав русской армии? По логике событий это должны быть люди, с которыми офицер соприкасается постоянно и на которых непосредственно лежит тяжесть ответственности за случившееся. Но из уст автора/авторов «Молитвы» не слышится обвинений в адрес солдата. Роковой силой и главным виновником всех несчастий оказывается народ. «Народ с нас погоны срывал», «народ наш на нас же восстал», - свидетельствует офицер; «злой народ», «убийца-народ», - так он рисует образ своего гонителя. Значит, и оскорбление офицерской чести, и убийство офицеров, по мысли создателя произведения, не могло быть совершено солдатом, солдатом в высоком и традиционном понимании этого слова. Злобный человек в серой шинели, каких тысячи и миллионы, не является и просто не может считаться солдатом, а олицетворяет разбушевавшуюся народную стихию. Точно так же и армия теперь воспринимается сознанием офицера как многоликая ожесточенная масса - вооруженный народ".
Итого еще до революции авторы начали сознательно противопоставлять себя русскому народу. ЧТД.
Заканчивает автор анализом знаменитой Быховской программы, тут ничего нового.
Из архивов замечены в основном ГАРФ, РГВИА, РГА ВМФ и несколько региональных архивов. Архивы составляют небольшую долю от общей части источников - в основном ссылки идут на историографию и воспоминания.
Итого - работа краткая, сжатая, но насыщенная и подробная. Написано на основе широкого круга историографии, со знанием оценок предшественников, нередко используются весьма интересные и незадействованные ранее архивные данные, которые добавляют деталей, хотя и не раскрывают картину в целом. Большинство выводов автора мне кажутся верными и даже местами проницательными. К сожалению, период 1917 г., рассмотренный на основе исключительно офицерских организаций, очень резко отличается от предыдущего анализа. К прочтению рекомендуется.
https://rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=5293208
Российское офицерство и Февральский революционный взрыв.
Год издания: 2011Автор: Кожевин В. Л.
Издательство: Изд-во Ом. гос. унта
ISBN: 978-5-7779-1361-6
Язык: Русский
Формат: PDF
Качество: Отсканированные страницы + слой распознанного текста
Интерактивное оглавление: Нет
Количество страниц: 260
Краткий пересказ книги.
Первая глава посвящена в основном вопросам изучения морального облика офицера в военных училищах и школах, исследование идет в основном на основе мемуар и некоторых исследований. Автор приходит к выводу о том, что военные традиции играли определяющую роль в воспитании молодых офицеров, вовлекая их в "армейскую семью" и привычки эти хранились всю жизнь, а традиции передавались из поколения в поколение. Военные традиции с их жестоким регламентом и мелочной регламентацией каждого движения учащихся являлись инструментом по воспитанию в офицерах сверхдисциплины, которой должна отличаться армия, а это в свою очередь вело к инструментам неформальной защиты "кадетской семьи" (бойкот ненавистных преподавателей, традиция умеренного "пародирования" военных порядков в форме иерархии высших и низших кадет, ритуалов поведения и т.д.). Интересно, что автор считает знаменитый "цук" очень неприятным, но побочным продуктом этого воспитания, который иногда ограничивался самими воспитанниками. Верность монархии во время подготовки к службе выращивалась с помощью целого комплекса мер, благодаря которому будущие офицеры буквально вживались в защитников монархии безотносительно личности царя - особенно это видно по офицерским мемуарам, которые описывают впервые увиденного царя как под копирку, в благоговейном тоне, даже если потом в тех же мемуарах встречаются критические его оценки. В армии консолидация офицерства проводилась исключительно благодаря общению с узким кругом "полковых товарищей", ибо армия как институт в принципе не дает возможности поддерживать связь с широким кругом членов своей корпорации. Тем не менее, сила традиций в армии была очень сильна: "В итоге укрепление сознания самоидентичности офицера во многом происходило за счет функционирования социальной памяти означенного воинского коллектива. Последняя опиралась на письменную (полковые истории) и устную (предания) традицию, на разнообразные вещественные символы (особая военная форма, знамена, награды части). Полковые праздники, парады и другие воинские церемонии также способствовали постоянному воспроизводству и передаче ценностноокрашенных культурных смыслов из поколения в поколение".
Автором предпринята попытка исследовать основные черты ментальности офицерской корпорации. Он приходит к выводу, что офицерской идеологии в законченном виде к началу ПМВ так и не появилось, несмотря на неоднократные попытки и рядового, и высшего офицерства ее создать, а появилась квазиидеология, созданная по большей части на основе офицерских традиций. Основную квинтэссенцию ментальности офицера составляла защита чести, нетерпимость к доносительству и угодничеству, храбрость, самопожертвование, подчеркнутый аполитизм, безотчетная верность монархии, религиозность и т.д.: "Действительно, во внутреннем армейском обиходе офицерская идеология была практически бесполезна, поскольку дублировала давно устоявшиеся нормы мышления и поведения офицерской корпорации. Такая идеология не могла стать и сплачивающим началом для офицерства русской армии, ибо содержала больше вопросов и умолчаний, нежели четких, законченных решений кардинальных проблем мировоззренческого порядка. В итоге рассматриваемый феномен с полным правом можно назвать квазиидеологией, которая на деле обеспечивала лишь потребности взаимодействия офицерства с внешним миром и в первую очередь позволяла осуществлять диалог с общественностью". К сожалению, как господа офицеры убивали людей ради защиты своей чести, автор не говорит, а жаль, я бы почитал.
Все это приводило к крайне медленному вовлечению офицерства в общественную жизнь и в итоге общество и армия были знакомы друг с другом далеко не лучшим образом, и даже бывала неприязнь к офицерам со стороны "прогрессивной интеллигенции". Основной, да и пожалуй, единственной формой объединения офицеров помимо официальных структур были офицерские кружки - немногочисленные организации неформального, как правило просветительского характера. Традиция была живуча и сохранилась до революции 1905 г. Так, с ноября 1905 г. на квартире лейтенанта А.Н. Щеглова в Петербурге проходили собрания группы морских офицеров, где решено было образовать «Общество младших офицеров флота». Примечательно, что звания почетного президента и почетного вице-президента авторы проекта предполагали присвоить соответственно морскому министру и начальнику Главного морского штаба. Однако план этот был реализован в ином варианте: группа оформилась полуофициально как Санкт-Петербургский военно-морской кружок.
К началу ХХ в., несмотря на силу традиций, демократические настроения стали проникать в офицерство. Процесс был медленным, но долгим и шел еще с народовольческого движения, в котором участвовали многие офицеры. По большей части, однако, настроения офицерства были сравнительно умеренными и их можно охарактеризовать умеренно-либеральными - шло формирование неформальных кружков, офицеры протестовали против задействования войск для карательных операций, проявлялось сочувствие умеренной оппозиции правительства, делались попытки внедрения военной модернизации. Относительно последнего - характерна история того же Санкт-Петербургского военно-морского кружка, на собраниях которого долгое время председательствовал А.В. Колчак, который направил усилия на возрождение российского флота. Его большим успехом стало создание Морского генерального штаба, идея образования которого неустанно пропагандировалась членами объединения. Сходный кружок был и в армии, созданный силами А.И. Гучкова, который обратился к генералу В.И. Гурко с предложением образовать кружок из достойных офицеров
в помощь думской комиссии по обороне.
Исследовано автором отношение офицеров к солдатам, которое выражалось в "патерналистской модели" со всеми вытекающими плюсами и минусами, как, например, зуботычины солдату из жалости - это же лучше, чем на гауптвахту его сажать. Однако к началу ХХ в. эти отношения начали медленно, но верно размываться, причем со стороны постепенно модернизирующегося крестьянина, о чем с тревогой писали сами же офицеры. Разумеется, революция 1905 г. внесла большой вклад в этот процесс: "Уже русская революция 1905-1907 гг продемонстрировала наличие трещины в традиционном укладе этих взаимоотношений. Восстания матросов и солдат в Кронштадте, Свеаборге, на Черноморском флоте, во Владивостоке и других пунктах расквартирования войск сопровождались актами неповиновения, арестами командиров, прямым насилием над офицерством. Отдельные представители офицерского корпуса видели за этими, пусть пока и не повсеместными проявлениями бунтарства нижних чинов, симптомы серьезной болезни армии и предвестие будущих ещё более масштабных потрясений. Но те, от кого зависело принятие соответствующих решений, как правило, заботились лишь о восстановлении status quo".
Особенно мне понравилось вот это: "Так, 20 ноября 1905 г. штаб-офицер для поручений, подполковник Левандовский подал рапорт своему непосредственному начальнику - генерал-квартирмейстеру при главнокомандующем вооруженными силами России на Дальнем Востоке. Под впечатлением от вспышек солдатского недовольства, исходя из наблюдений за реакцией своих сослуживцев, считавших «язык пулеметов» главным аргументом в споре с волнующейся солдатской массой, офицер делал вывод о нависшей над армией угрозе жестокого столкновения. «И уж тут, в этом столкновении, предупреждал Левандовский, - вспомнятся все прежние причины розни, - и ненависть простолюдина к "барину", и все прегрешения офицера перед нижним чином, а выльется оно в такую страшную форму, что всё, что происходило во всей России до сих пор, покажется сравнительно детскими штучками». Как в воду глядел, хе-хе-хе.
Несмотря на несомненное размывание традиционного мышления, кризис патриархальности армии и довольно живое участие общественности в вопросах обсуждения негативных сторон жизни армии и офицерства, в целом офицерский корпус модернизировался медленно и к ПМВ подошел в основных чертах в том же виде, что и в конце XIX - начале ХХ вв. О ПМВ автор говорит не так уж много, в основном о социальной адаптации офицерства и вживанию в роль офицеров множества "офицеров военного времени" в основном из городской мещанской среды, которые были влиты в армию наспех и, по идее, традициями были не затронуты. Выводы особой оригинальностью не блещут - несмотря на сильную смену большого числа офицерского корпуса, политизация его шла слабо, в офицерстве росли в основном чувства обиды, раздражения, неприязни к власти, реже монарху и монархии в целом, и вообще недовольство. Большинство молодых офицеров, пришедших авторитетом в армии не пользовались, но это было следствием спешности их обучения, и одновременно среди них было множество талантливой молодежи, неплохо себя показавшей - причем она довольно быстро усваивала офицерские традиции, в том числе традиции мордобоя, что особенно забавно для вчерашних гардеробщиков.
Относительно революции автор сначала исследует вопрос о том, сколько офицеров было убито в ходе революционных событий и в чем была причина этого. Абсолютное большинство убитых падает на Петроград и морские базы Кронштадта-Гельснгфорса-Ревеля - в провинции убийств практически не было, наоборот, местами офицерство удерживало под строгим контролем солдат чуть ли не до конца марта. В Петрограде погибло около полусотни офицеров, в основном из-за боев с восставшими и сопутствующих этому расправ. Исследование убийств матросами автор исследует очень подробно и находит тут ряд причин как объективного, так и психологического характера: "Вместе с тем сходство и различия в событиях, произошедших в столице, в Кронштадте и Гельсингфорсе, по большому счету позволяют предположить, что мы имеем дело с частными закономерностями поведения флотских и армейских низов, соответствовавшими двум следовавшим один за другим этапам начального периода революции. В Кронштадте, как и в столице, произошли восстания, исход которых в момент выступления ещё не был очевиден. Но дело было в том, что нижние чины Петроградского гарнизона ощущали себя частью восставшего народа и, соответственно, их поведение мало чем отличалось от поведения горожан, отнюдь не ставивших целью своего выступления истребление офицерства. В Кронштадте же восстание моряков и солдат в большей степени напоминало военный бунт, когда основной мотивацией выступал протест против невыносимых условий существования и жажда мести. Все это, конечно, не могло не привести к массовому уничтожению командного состава. В Гельсингфорсе восставшие солдаты и матросы уже знали о крушении старой власти, и их поведение в значительной степени было продиктовано стремлением немедленно почувствовать наступление существенных перемен, которые, согласно представлениям масс, должна была нести революция. Первое, что хотели ощутить матросские и армейские низы, - это изменения в быту и режиме службы. Крайне важным являлось также удаление со своих постов ряда начальников. Хотя по вопросу о том, сколько офицеров и кого из них конкретно следовало сместить или судить, единого мнения быть не могло. Самым простым способом решения проблемы оказалось физическое устранение тех, кто реально или потенциально мог воспрепятствовать осуществлению революционных ожиданий нижних чинов".
Мне некоторые выводы кажутся натянутыми, ну да бог с ним.
Далее - об отношении офицеров к падению монархии и к Временному правительству. Основная масса офицеров во время восстаний просто выжидала развития событий. Весть об отречении привела к целой палитре разнообразных реакций офицерства, в основном умеренно-консервативных и окрашенных чувством подавленности: попыткам объяснить отречение какими-то особыми обстоятельствами, скрытию их от солдат, просто уходу из войск. Однако ВП большинство присягнуло быстро и легко, так как это была единственная власть, которая, по мнению офицерства, могла обеспечить порядок в стране. Типичный пример - Колчак, который помалкивал, когда его просили высказаться за или против отречения царя, но тут же признал все, что можно, думая, что так обеспечит порядок на флоте: "Важнейшими доводами в пользу принятия новых реалий и своего рода самооправдания не только у генералитета, но и у рядового офицерства являлись представления о необходимости избежать острого и широкомасштабного гражданского противостояния, а потому и поражения России в мировой войне". В итоге когда первый шок прошел, к концу марта офицерский корпус справился с нарушением присяги и крушением монархии и занялся самозащитой, надеясь на помощь ВП, которое должно обеспечить порядок и дисциплину. Как известно, этого не случилось, что привело к резкому падению популярности правительства и росту среди офицеров неприязни к нему.
Вопрос о политизации офицерства рассматривается уже не на основе личных источников, мемуаров, свидетельств и историографии, а почти исключительно - на основе рассмотрения документов наиболее влиятельных офицерских организаций 1917 г.: Петроградского союза офицеров-республиканцев Народной армии и Советов офицерских депутатов. Первый был умеренно-левым по содержанию, происходил из группы соцалистически настроенных военных, частично принимавших участие в Петроградском восстании, и старался объединить офицерские и военные силы на защите республики, пытаясь организовать части Народной гвардии из запасных частей гвардии, которые активно зарекомендовали себя в Февральских событиях. Большим влиянием в руководстве союза обладали социалисты, в основном эсеры. Союз активно сотрудничал с Петросоветом и распространил деятельность на заметное количество крупных городов, однако уже к апрелю рост численности организации уперся в потолок и оказалось, что Союз не смог объединить широкие массы даже в пределах Петроградского ВО. Далее Союз постепенно теряет свое значение. Советы офицерских депутатов, как неоднократно было отмечено в историографии, представляли собой выборные органы офицеров, созданные в основном для защиты прав офицерской корпорации и сохранения контроля за солдатами, что местами позволяло офицерам держать в дисциплине гарнизоны до апреля, а то и позже. Петроградский Совет офицерских депутатов оформился на собраниях начала марта в восставшем Петрограде и ставил целью защитить доброе имя офицерства и сблизиться с солдатами на основе политической платформы общедемократического толка - сотрудничества офицеров и солдат, ВП и Советов. Совет был, однако, неустойчивым, большинство его членов и руководства опыта политики не имели и сами твердо не знали, чего они хотят, в итоге Союз с апреля стал леветь, пытаясь доказать, что офицерство принимает Советы и даже социалистические идеалы. Однако в реальности эта точка зрения вовсе не поддерживалась массами офицерства, так что Петроградский Совет также не привел к массовому движению, несмотря на попытку организовать на Всероссийском съезде Всероссийский Офицерский Совет. Немного автор пишет о росте реакционных и даже право-диктаторских настроений в офицерстве, в том числе в небезызвестной Военной Лиге, но довольно мало.
То, какой реакционной сволочью на самом деле являлось офицерство, доказывает изучение автором "Молитвы офицеров Русской Армии", распространявшейся по стране с весны 1917 г. Этот довольно длинный анонимный текст с перечислением несчастий бедненького зашуганного офицера, сделанный в форме молитвы, автор изучает, на мой взгляд, неоправданно серьезно и долго. Но выводы говорят сами за себя.
Кто же виновен в бедах, обрушившихся на командный состав русской армии? По логике событий это должны быть люди, с которыми офицер соприкасается постоянно и на которых непосредственно лежит тяжесть ответственности за случившееся. Но из уст автора/авторов «Молитвы» не слышится обвинений в адрес солдата. Роковой силой и главным виновником всех несчастий оказывается народ. «Народ с нас погоны срывал», «народ наш на нас же восстал», - свидетельствует офицер; «злой народ», «убийца-народ», - так он рисует образ своего гонителя. Значит, и оскорбление офицерской чести, и убийство офицеров, по мысли создателя произведения, не могло быть совершено солдатом, солдатом в высоком и традиционном понимании этого слова. Злобный человек в серой шинели, каких тысячи и миллионы, не является и просто не может считаться солдатом, а олицетворяет разбушевавшуюся народную стихию. Точно так же и армия теперь воспринимается сознанием офицера как многоликая ожесточенная масса - вооруженный народ".
Итого еще до революции авторы начали сознательно противопоставлять себя русскому народу. ЧТД.
Заканчивает автор анализом знаменитой Быховской программы, тут ничего нового.
Из архивов замечены в основном ГАРФ, РГВИА, РГА ВМФ и несколько региональных архивов. Архивы составляют небольшую долю от общей части источников - в основном ссылки идут на историографию и воспоминания.
Итого - работа краткая, сжатая, но насыщенная и подробная. Написано на основе широкого круга историографии, со знанием оценок предшественников, нередко используются весьма интересные и незадействованные ранее архивные данные, которые добавляют деталей, хотя и не раскрывают картину в целом. Большинство выводов автора мне кажутся верными и даже местами проницательными. К сожалению, период 1917 г., рассмотренный на основе исключительно офицерских организаций, очень резко отличается от предыдущего анализа. К прочтению рекомендуется.
