О колчаковщине из старого сборника
Sep. 20th, 2015 05:59 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
voencomuezdПерепало тут несколько сканов из старого советского сборника о колчаковщине. Дай, думаю, переведу в текст.
Ну, Плотников известный автор, так что пусть будет, хотя тема исследования очень уж узкая.
И.Ф. ПЛОТНИКОВ
Из ИСТОРИИ БОЛЬШЕВИСТСКОГО ПОДПОЛЬЯ СИБИРИ в 1919 г.
В годы интервенции и гражданской войны деятельностью большевистского подполья на востоке страны руководил Центральный Комитет партии и Сибирское бюро ЦК РКП(б). Непосредственно во главе партийных организаций Урала, Сибири и Дальнего Востока стоял Сибирский областной комитет РКП(б), избиравшийся на Сибирских подпольных партийных конференциях. Конференции играли в жизни подполья большую роль. На них принимались решения по основным тактическим вопросам, обязательные для обкома и всех местных большевистских партийных организаций.
К сожалению, вопрос о последних сибирских подпольных конференциях РКП(б), состоявшихся в июне и ноябре 1919 г , до настоящего времени остается малоизученным. Исследователи обычно утверждают, что после ареста колча-/127/-ковцами в апреле 1919 г. ряда членов Сибирского обкома они вплоть до ноября, т. е. более полугода, не созывались. Попытка А. Г. Солодянкина доказать, что это не так [1], встретила решительные возражения [2]. Между тем умолчание или забвение такого важного события, как сибирская подпольная конференция, влечет за собой другую ошибку, суть которой сводится к тому, что с весны до осени 1919 г. областного комитета, т. е. единого подпольного центра в Сибири и на Дальнем Востоке, не существовало. Так, М.И. Стишов писал, что с 20-х чисел апреля 1919 г. местные городские и районные комитеты остались «без единого руководящего центра» [3]. В результате искажаются и обедняются система руководства большевистским подпольем в тылу колчаковских войск, его размах, характер взаимоотношений между местными подпольными организациями, становятся непонятными причины резкого роста численности и активности восточно-сибирских партийных организаций летом—осенью 1919 г.
Значительная группа разнообразных источников — в их числе документы, персональные воспоминания, коллективные воспоминания-справки — свидетельствует о том, что после ареста в апреле 1919 г в Омске членов обкома А. А. Масленникова, М. М. Рабиновича, А. Н. Усова, ?. ?. Парникова и M. С. Никифорова (все были расстреляны), отъезда С. И. Дерябиной на Урал, А. П. Вагжапова в Забайкалье и последовавшего там их ареста, на свободе остались лишь М. С. Русаков, который вскоре заболел и умер, и Г. Я. Суудер.
В начале мая Г. Я. Суудер (подпольные партийные клички «Андрей Сируль» и «Петр Сируль») начал в Красноярске работу по подготовке 4-й Сибирской подпольной большевистской конференции. На ней предполагалось воссоздать не только областной комитет, но и его Центральный штаб, единственный избежавший ареста член которого Э. А. Радо также приехал в Красноярск [4].
Приезд Суудера и Радо в Красноярск и попытка именно там провести 4-ю Сибирскую подпольную конференцию не были случайными. Уже вскоре после 3-й Сибирской конференции у членов обкома зародилась мысль перенести резиденцию подпольного центра из Омска, где условия работы крайне осложнились, в другой город. В докладе члена Сибирского обкома П. Ф. Парникова Центральному комитету партии в апреле 1919 г. отмечалось: «Необходимость быть ближе к месту более важных действий заставила обком переехать в Красноярск» [5]. -/128/-
В Красноярске из-за провала в середине мая 1919 г. местной организации Сибирскую подпольную конференцию провести не удалось, Г. Я. Суудер переехал в Иркутск (Э. А. Радо был арестован), куда перебралась и большая группа коммунистов-красноярцев. Новая политическая ситуация на Восточном фронте и в Сибири обусловила необходимость сосредоточить основные усилия сибирского подполья на работе в Иркутске.
Благодаря прибытию из Красноярска многочисленной группы опытных партийных работников, иркутское подполье к лету 1919 г. выросло и укрепилось, стало одной из наиболее крупных и активных организаций, действовавших в колчаковском тылу. Опираясь на Иркутский губком РКП (б) во главе с К. И. Мироновым, Г. Я. Суудер приступил к подготовке очередной Сибирской нелегальной конференции. На места были посланы соответствующие приглашения, в ответ на которые в Иркутск прибыли И. В. Сурнов от Новониколаевска и А. Н. Сафонова от Томска. От других организаций делегаты не приехали. Причины неявки делегатов на конференцию были различными. Например, представитель Омской подпольной партийной организации П. Г. Кринкин получил в Новониколаевске ложные сведения об отмене конференции и поэтому в Иркутск не поехал, а возвратился в Омск [6]. Основной причиной неприбытия делегатов от других городов стали, вероятно, их аресты колчаковцами по пути следования. Например, красноярский контрразведывательный пункт располагал агентурными сведениями о том, что от Енисейской губернии в Иркутск делегированы В. Красовский и Мартьянов. За ними установили слежку [7]. Делегаты в Иркутск не прибыли. Скорее всего, они были схвачены.
Вместе с А. Н. Сафоновой и И. В. Сурновым в работе конференции участвовали К. И. Миронов от Иркутска и Г. Я. Суудер. Последний, по мнению А. г. Солодянкина, представлял Омскую организацию, не имея на это официальных полномочий [8]. В действительности же в соответствии с ранее установившейся практикой Суудер являлся полномочным участником конференции как член Сибирского обкома.
Нельзя согласиться с А. Г. Солодянкиным и в трактовке вопроса о том, по чьей инициативе созывалась конференция. Он утверждал, что «инициативу по созданию нового Сибирского руководящего центра летом 1919 г. проявил Иркутский губком партии» [9]. Между тем И. В. Сурнов в своих воспоминаниях прямо писал: «Конференция эта была созвана по директиве Сибирского комитета ("ЦК Сибирских организа-/129/-ций") и по инициативе члена этого комитета Сируля совместно с Иркутским комитетом» [10].
Точно датировать время работы конференции не представляется возможным. Очевидно, это было во второй половине июня 1919 г. [11] О содержании работы конференции известно немногое. Каких-либо подлинных документов (протоколов, резолюций) не обнаружено. Некоторые сведения приводятся в воспоминаниях И. В. Сурнова и иркутских коммунистов, а также в делах колчаковской контрразведки. Конференцию открыл и руководил ею Г Я. Суудер. Он познакомил делегатов с решениями 3-й Сибирской конференции, событиями в Сибири, в частности в Омске, с сообщениями выступили и другие делегаты. Обсудив текущий момент, участники пришли к выводу, что весной 1919 г. сибирские большевистские организации понесли тяжелые потери, но их работа вновь стала оживляться. Основными задачами большевистского подполья конференция назвала собирание сил внутри организаций, учреждение комитетов, создание при них военных штабов, упрочение связи между подпольными организациями и партизанскими отрядами, усиление борьбы с колчаковщиной [12]. В документах красноярской контрразведки содержатся сведения о том, что на конференции рассматривался вопрос об единовременном в масштабах Сибири антиколчаковском вооруженном выступлении городских повстанцев и партизан [13]. Эти сведения колчаковских агентов представляются достоверными.
На конференции был воссоздан областной комитет РКП(б) и принято решение подчинить ему все партийные организации Сибири, включая забайкальские и дальневосточные. В Сибирский областной комитет вошли все участники конференции. Его председателем был избран Г. Я. Суудер [14]. Предполагалось, что в состав обкома будут кооптированы представители ряда других крупных организаций. Но сделать этого не удалось. Более того, поскольку A. Н. Caфонова вскоре выехала в Томск, обком фактически работал в составе трех человек, Г. Я. Суудера, К. И. Миронова и И. В. Сурнова. К. И. Миронов одновременно являлся председателем Иркутского подпольного губкома РКП(б).
Сибирский обком нового состава возглавил большевистское подполье края, практически руководил его деятельностью. Сохранились сведения, что барнаульский подпольщик Д. Ф. Пешников получал от областного комитета указания по тактическим вопросам, в частности об отношении к предложению местной левоэсеровской подпольной организаций вести совместную с большевиками борьбу протиз колча-/130/-ковцев. Обком делегировал в Барнаул А. И. Балеевского, которого местные коммунисты кооптировали в состав общегородского комитета [15]. Для связи с подпольными комитетами Забайкалья и Дальнего Востока была послана коммунистка E. С. Гуревич («Граня»). Выполняя поручение обкома, она активно включилась в работу владивостокского подполья [16]. С Сибирским обкомом имело связь и Сибирское бюро ЦК РКП(б) [17]. О деятельности в Иркутске летом 1919 г общесибирского большевистского центра имеются данные и в колчаковских документах [18].
Следовательно, со второй половины июня 1919 г. в Сибири и нa Дальнем Востоке вновь стал функционировать областной комитет РКП(б). Его работа по руководству деятельностью местных партийных организаций развертывалась успешно, однако не достигла масштабов предыдущего, доапрельского периода. Основной сферой приложения сил Сибирского обкома была Восточная Сибирь.
Сибирский областной комитет, созданный в июне 1919 г., просуществовал около трех месяцев. В сентябре колчаковская контрразведка арестовала Г. Я. Суудера (в ноябре он умер в тюремной больнице от тифа). И. В. Сурнов и К. И. Миронов, стремясь активизировать деятельность подполья и улучшить руководство им из единого центра, приступили к подготовке новой подпольной конференции. Сведения о намерении созвать общесибирский партийный съезд со ссылкой на А. Н. Сафонову — приводятся в докладе связного Сиббюро ЦК РКП(б) М. К. Аммосова [19]. Аналогичные, но противоречивые данные неоднократно встречаются в воспоминаниях А. А. Ширямова. Например, в опубликованных в 1926 г воспоминаниях сказано: «в конце 1919 г согласно постановлению II Сибирского съезда партийных организаций Иркутским комитетом были сделаны попытки собрать III Сибирский съезд. В конце ноября оказались в Иркутске представители лишь 4 комитетов — Иркутского, Томского, Новониколаевского и Владивостокского. Несмотря на случайность этого представительства, все же состоялось партийное совещание, и так как положение требовало централизованного руководства, совещание выделило из своей среды "Сибирскийкомитет", в который вошли представители следующих организации: Иркутской (Миронов), Владивостокской (Ширямов), Томской (Сумецкии) и Новониколаевской (Сурнов)» [20]. В материалах автобиографического характера Ширямов в одном случае писал, что «участвовал на съезде... был избран в Сибирский комитет председателем», в другом, — что в ноябре «приехал в Иркутск, здесь провел -/131/- III Сибирскую конференцию и был выбран председателем Сибирского комитета» [21].
Опубликованные в 1926 г. воспоминания А. А. Ширямова были подвергнуты критике И. Ц. Сурновым. Однако эти материалы вышли в свет только в 1957 г. и не в полном объеме [22]. К тому времени разные версии А. А. Ширямова широко и прочно вошли в историческую литературу. Не смог полностью преодолеть их влияние и А. Г. Солодянкин, знавший о работе июньской конференции большевиков. Он писал, что только в ноябре 1919 г. удалось «образовать из прибывших делегатов краевой комитет партии, так называемый Сибирский комитет» [23].
Для восстановления исторической истины обратимся к воспоминаниям И. В. Сурнова. Он, во-первых, сообщает, что четвертая подпольная конференция большевиков Сибири состоялась не в ноябре, а в июне 1919 г., во-вторых, утверждает, что в ноябре проводилась не конференция, а совещание, на котором в состав обкома были кооптированы А. А. Ширямов и M. И. Сумецкий [24]. Примерно то же самое говорится в коллективном воспоминании иркутских коммунистов [25].
Из приведенных данных можно сделать следующие выводы. Во второй половине июня 1919 г. оставшийся на свободе член Сибирского обкома Г. Я. Суудер провел в Иркутске 4-ю Сибирскую подпольную конференцию РКП(б), на которой был принят ряд документов и сформирован Сибирский обком большевиков. Однако узкий состав и ограниченный характер влияния июньской встречи на деятельность общесибирского подполья позволяют называть ее конференцией, на наш взгляд, с определенными оговорками. Точнее, вероятно, говорить так: конференция (совещание).
В сентябре — октябре 1919 г. оставшиеся на свободе члены обкома К. И. Миронов и И. В. Сурнов — возможно, при определенном участии находившегося в тюрьме Г. Я. Суудера, с которым поддерживалась связь, — предприняли меры по созыву новой Сибирской подпольной конференции РКП(б), которые, однако, не увенчались успехом. По прибытии в Иркутск А. А. Ширямова было решено провести совещание двух членов обкома с участием А. А. Ширямова, а также томского коммуниста М. И. Сумецкого, в сентябре 1919 г. совершившего побег из Александровской тюрьмы и включившегося в работу Иркутской подпольной организации [26].
Проведенное в конце ноября 1919 г совещание расширило состав обкома путем кооптации в него двух новых работников. Председателем расширенного Сибирского областного комитета был избран А. А. Ширямов. Следователь-/132/-но, в ноябре 1919 г. Сибирской партийной конференции не было, тогда как в июне она действительно состоялась. Из-за отъезда М. И. Сумецкого в Томск последний обком РКП(б) фактически функционировал в составе трех человек: А. А. Ширямова (председатель), К. И. Миронова, И. В. Сурнова.
Таким образом, утвердившаяся в литературе точка зрения об отсутствии у сибирского подполья с апреля до конца ноября 1919 г. областного комитета РКП(б) не состоятельна. Обком как коллективный орган не функционировал лишь около двух месяцев примерно с середины апреля до середины июня 1919 г. Затем он был восстановлен и на заключительном этапе борьбы с интервентами и белогвардейцами проделал огромную работу по руководству подпольем Восточной Сибири.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Солодянкин А. Г. Коммунисты Иркутска в борьбе с колчаковщиной. Иркутск, 1960, с. 57, 66; Годы огневые, годы боевые. Сб. воспоминаний. Иркутск, 1961, с. 25, 28.
2. Стишов M. И. Большевистское подполье и партизанское движение в Сибири (1918-1920 гг.). М., 1962, с. 189; Дворянов Н., Дворянов В. В тылу Колчака. М., 1963, с. 120.
3. Стишов M. И. Большевистское подполье, с. 189—190.
4. ЦГАОР, ф. 3819, оп. 1, д. 11, л. 8, 38; ПАНО, ф. 5, оп. 2, д. 627, л. 17.
5. В борьбе с контрреволюцией. Сб. документальных материалов (1918-1919 гг.). Омск, 1959, с. 107.
6. ПАОО, ф. 19, оп. 24, д. 56, л. 27.
7. ЦГАОР, ф. 39 915, оп. 1, д. 183 л. 372.
8. Солодянкин А. Г. Коммунисты Иркутска в борьбе с колчаковщиной, с. 57.
9. Там же, с. 53.
10. ПАНО, ф. 5, оп. 2, д. 603, л. 2.
11. В коллективном воспоминании-справке иркутских подпольщиков заключительный день заседаний датируется 17 июня (ПАНО, ф. 5, оп. 3, д. 156, л. 20). И. В. Сурнов же отмечал, что делегаты приглашались на 25 июня (ПАНО, ф. 5, оп. 2, д. 603, л. 6). По данным белогвардейской контрразведки, конференция должна была открыться 15 июня или позже (ЦГАОР, ф. 39 915, оп. 1, д. 183, л. 372).
12. ПАНО, ф. 5, оп. 2, д. 603, л. 1—8; Как мы боролись за власть Советов в Иркутской губернии. (Воспоминания активных участников Великой Октябрьской социалистической революции). Иркутск, 1957, с. 4.
13. ЦГАОР, ф. 39 915, оп. 1, д. 183, л. 372.
14. ПАНО, ф. 5, оп. 2, д. 603, л. 7-8; оп. 3, д. 156, л. 20.
15. Там же, оп. 2 д. 1018, л. 57-58.
16. Там же, д. 603, л. 8; Воспоминания Е. С. Гуревич, хранящиеся у автора статьи. -/133/-
17. ЦГАОР, ф. 236, оп. 1, д. 1г, ч. II., л. 156; ПАНО, ф. 5, оп. 2, д. 97, л. 9; д. 636, л. 15.
18. ЦГАОР, ф. 147, оп. 15, д. 20а, л. 5—6; ф. 296, оп. 1, д. 1б, л. 279.
19. Сибирское бюро ЦК РКП(б). 1918—1920 гг. Сб. док. Новосибирск, 1978, ч. 1, с. 231.
20. Последние дни колчаковщины. Сб. док. и матер. М.—Л., 1926, с. 21.
21. ЦПА ИМЛ, ф. 124, оп. 1, д. 2165, л. 7, 15-16.
22. Как мы боролись за власть Советов в Иркутской губернии...
23. Солодянкин А. Г. Коммунисты Иркутска в борьбе с колчаковщиной, с. 66.
24. ПАНО, ф. 5, оп. 2, д. 603, л. 2; Как мы боролпсь за власть Советов в Иркутской губернии..., с. 414.
25. ПАНО, ф. 5, оп. 3, д. 156, л. 20—21.
26. Там же, оп. 2, д. 603, л. 10; оп. 3, д. 156, л. 20—21.
Из истории интервенции и гражданской войны в Сибири и на Дальнем Востоке. 1917-1922 гг. Сб. ст. Отв. ред. Ю.И.Кораблев, В.И.Шишкин. Новосибирск, 1985. С.127-134.
Известный рассказ о том, как Колчак помирился с атаманом Семеновым. Была у меня еще одна статья по этой теме, искать по тегам.
С. Г. ЛИВШИЦ
«ВЕРХОВНЫЙ ПРАВИТЕЛЬ» КОЛЧАК И АТАМАН СЕМЕНОВ. (К ИСТОРИИ «СЕМЕНОВСКОГО ИНЦИДЕНТА»)
Антанта и примыкавшие к ней страны положительно отреагировали на установление в Сибири военной диктатуры адмирала Колчака. Они считали, что колчаковский переворот укрепит лагерь внутренней контрреволюции, ускорит его победу над Советской властью.
Иную позицию заняла в этом вопросе Япония, хотя и она официально одобрила переворот 18 ноября 1918 г. Революцию и гражданскую войну в России японские империалисты рассматривали как удобный случай для ослабления влияния России на Дальнем Востоке и установления своего фактического господства в Забайкалье, Приморье и Приамурье, если не путем аннексии, против чего возражали бы США, Англия и Франция, то поддержкой своих марионеток — казачьих атаманов Г. М. Семенова, И. М. Калмыкова, И. М. Гамова и «отдельных мелких правительств, которые не имея достаточной силы сами по себе и опоры в населении должны были бы постоянно искать поддержки японцев...» [1]
А. В Колчак в качестве «верховного правителя» России не устраивал японских интервентов. Весной 1918 г. из агентурных источников они узнали, что Колчак сначала негласно перешел на английскую службу, а затем к США — главному конкуренту Японии, и считали его «человеком Вашингтона», деятельность которого могла нанести ущерб их интересам. Поэтому еще в мае 1918 г. японские милитаристы спровоцировали конфликт Колчака, руководившего военным отделом в управлении КВЖД, с Семеновым. По настоянию японского правительства Колчак тогда был удален из управления КВЖД и вплоть до октября 1918 г. находился не у дел [2]. Назначение его военным и морским министром Омского правительства, состоявшееся в октябре 1918 г., вызвало в Токио отрицательную реакцию. Послу в Токио В. Н. Круненскому дали понять, что в японском правительстве Колчак пользуется репутацией японофоба и назначение его истолковывают в смысле антияпонского настроения всего Омского правительства [3]. Неудивительно поэтому, что сразу же после колчаковского переворота из Токио в Читу на имя Семенова поступила секретная депеша, гласившая: «Японское общественное мнение не одобряет -/176/- Колчака. Вы протестуйте ему» [4]. Семенов принял указание своих хозяев к немедленному исполнению тем охотнее, что это соответствовало его интересам: он вынашивал планы стать при помощи японцев властителем Забайкалья и прилегающих к нему территорий русского Дальнего Востока и Монголии. В начале 20-х чисел ноября Семенов телеграфировал Омскому правительству о нежелании признавать верховную власть Колчака и предложил свои кандидатуры: Деникина, Хорвата и Дутова. «Если в течение 24 часов, — говорилось в телеграмме, — я не получу ответа о передаче власти одному из указанных мною кандидатов, я временно, впредь до создания на Западе (Сибири, - С.Л.) приемлемой для всех власти, объявлю автономию Восточной Сибири. Как только власть будет передана одному из указанных кандидатов, несомненно и безусловно ему подчинюсь» [5].
Тогда же, узнав, что Колчак приказал отдать под суд непосредственных исполнителей переворота 18 ноября 1918 г. коменданта Омска полковника Волкова, казачьих офицеров Красильникова и Катанаева, арестовавших эсеров — членов Директории (это, естественно, была комедия суда, всех их оправдали, как действовавших якобы «по побуждению любви к родине»), Семенов потребовал их освобождения и предупредил Колчака: «в случае неисполнения моего требования я пойду на самые крайние меры и буду считаться с вами лично» [6]. Вслед за тем он прервал телеграфную связь между Омском и Дальним Востоком, а на Забайкальской железной дороге задержал поезда с грузами, отправленными Антантой Колчаку [7].
В Омске все эти действия Семенова восприняли как бунт и попытались быстро покончить с ним. В конце ноября приказом № 60 он был объявлен изменником, а 1 декабря 1918 г. Колчак издал приказ № 61 о ликвидации «семеновского инцидента»: «§ 1 Командующий 5-м отдельным Приамурским корпусом полковник Семенов за неповиновение, разрушение телеграфной связи и сообщений в тылу армии, что является актом государственной измены, отрешается от командования 5-м корпусом и смещается со всех доляшостей, им занимаемых. § 2. Генерал-майору Волкову подчиняю 4-й и 5-й корпусные районы во всех отношениях на правах командующего отдельной армией, с присвоением прав губернатора, с непосредственным подчинением мне. § 3. Приказываю генерал-майору Волкову привести в повиновение всех неповинующихся верховной власти, действуя по законам военного
времени» [8].
Волков со своим штабом направился на Дальний Восток, но далее Иркутска проехать не смог, а посланные им в Читу -/177/- офицеры были изгнаны оттуда Семеновым. Японский генерал Юхи заявил, что «Япония не допустит никаких мер против Семенова, не останавливаясь даже для этого перед применением оружия...» Такие инструкции были посланы 3-й японской дивизии, дислоцированной в Забайкалье [9]. Это мотивировалось тем, что, во-первых, японское правительство не может «оставить Семенова на произвол судьбы в виду несомненных его заслуг как первого активного борца против большевиков и немцев» [10], а во-вторых, бои между войсками Семенова и Волкова ослабят тыл белочехов [11]. Когда в начале декабря 1918 г. Хорват по приказу Колчака разоружил сотню атамана Калмыкова, японцы выразили протест, усмотрев в этом оскорбление высшего японского командования, которому отряд Калмыкова был подчинен [12]. Тем самым они дали понять Колчаку, что и в отношении Семенова подобные действия будут пресекаться.
Встретив сопротивление Японии, колчаковский МИД попытался организовать давление на нее со стороны США, Англии и Франции. 21 декабря омским МИД была составлена нота ко всем союзным державам, в которой непризнание власти Колчака Семеновым характеризовалось как препятствие к укреплению вновь образовавшейся власти, а в поддержке его Японией усматривалось «покровительство ceпаратистским и явно предательским действиям Семенова, что грозит самыми серьезными последствиями как для России, так может быть и для других держав». Подчеркнув, что японскими войсками взяты под контроль телеграф и железные дороги на Дальнем Востоке, колчаковское правительство просило «отнестись с серьезным вниманием к создавшемуся положению» [13] — иными словами, обращалось за поддержкой и советом. Послу в Токио Крупенскому было предписано настоятельно просить японское правительство прекратить снабжение Семенова оружием и деньгами [14].
К этому дипломатическому наступлению подключился и Колчак. Желая использовать в своих интересах американо-японские противоречия, он предписал послу в США Г. П. Бахметьеву добиться поддержки от администрации президента В. Вильсона. С этой целью рекомендовалось особо обратить внимание американского руководства на то, что «верховный правитель» не может установить свою власть в Восточной Сибири, так как «возникли препятствия со стороны Японии, явно покровительствующей Семенову, который является выполнителем ее планов...» Колчак просил Бахметьева довести до сведения правительства Соединенных Штатов, что «такие действия являются вмешательством во -/178/- внутренние дела России и фактической оккупацией русской территории вместо оказания содействия к установлению внутреннего порядка» [15]. Госдепартамент поручил послу США в Токио Р. Моррису сделать соответствующий запрос японскому МИД и указать на недопустимость, с американской точки зрения, подобного вмешательства в конфликт Колчака с Семеновым [16]. Аналогичные заявления были сделаны японскому МИД послами Англии и Франции.
Оправдывая свою позицию, японские дипломаты утверждали, что «они являются защитниками мира на Дальнем Востоке и не могут согласиться на междуусобную войну (в стане белых.— С.Л.) в районе, где они находятся для защиты... народа» [17]. В японском МИД и генштабе прозрачно намекали послам и военным атташе стран Антанты, что, по мнению японского правительства, Семенов имеет такие же права на власть в Забайкалье, как и Колчак в Западной Сибири, так как его верховная власть, «еще не признана ни одной из держав» [18]. Вместе с тем утверждалось, что все слухи о причастности Японии к объявлению Семеновым независимости Восточной Сибири не соответствуют действительности, что Япония намерена содействовать установлению порядка в России, но ручаться «за успех воздействия» на Семенова она не может из-за характера последнего [19].
В Токио, однако, не могли не учитывать, что с окончанием первой мировой войны больше не существовало благоприятной конъюнктуры для сепаратных действий Японии, так как у США, Англии и Франции появилась возможность играть более активную роль на Дальнем Востоке, ослабляя преимущественное положение Японии [20]. Поэтому Семенову было предписано, не прекращая раскольнической деятельности, изобразить гибкость, склонность к определенным уступкам и т. д. Выполняя это указание, он заявил французскому генералу М. Жанену, специально остановившемуся в Чите (по пути из Владивостока в Омск) для переговоров о ликвидации конфликта, о своем согласии временно признать адмирала Колчака «верховным правителем», если тот передаст власть генералу Деникину при первой возможности и отменит приказы № 60 и 61 [21]. Усмотрев в этом базу для переговоров, Жанен связался из Читы по прямому проводу с Колчаком и сообщил ему указанные выше условия Семенова. Жанен добавил, что он сам и английский генерал А. Нокс (один из главных организаторов колчаковского переворота, находившийся тогда во Владивостоке) считают положение серьезным, так как военные приготовления Колчака и Семенова обостряют кризис, ослабляют позиции белых в Сибири. -/179/- Колчак решительно отклонил все резоны Жанена. Он квалифицировал деятельность Семенова как предательство и измену России, не позволяющие «вступить с ним в какие-либо соглашения» и потребовал прибытия Семенова в Омск «для отчета» (т.е. с повинной) [22].
Однако воинственности Колчаку хватило ненадолго: его позиция не получила поддержки представителей Антанты. Союзники осуждали Семенова за сепаратизм, но опасались, что конфронтация между ним и Колчаком ослабит силы белых в борьбе с Красной Армией. Они считали необходимым отменить приказ № 61 и решить конфликт путем компромисса [23]. Такого же мнения были многие белогвардейские генералы (Дитерихс, Романовский) и дипломаты (Ю. В. Крупенскии, С. Д. Сазонов, с января 1919 г. ставший министром иностранных дел правительства Колчака). Они полагали, что без помощи Японии Колчаку не обойтись, а без уступки в «семеновском вопросе» таковой не получить. Кроме того, им импонировали кровавые репрессии Семенова в Забайкалье. Лишь генерал-лейтенант А. Будберг (с лета 1919 г военный министр Колчака) выступал за решительную борьбу с Семеновым, советовал Колчаку самому возглавить поход на Читу, опубликовать документы, разоблачающие его японских покровителей и т. д. «Радикальность предложенных мною мер, - записал Будберг в своем дневнике, - смутила даже адмирала» [24].
В разгар конфликта была начата кампания против Колчака в Японии. В прессе появились явно инспирированные правительством статьи, в которых негативно оценивалась деятельность Колчака до 18 ноября 1918 г. В то же время велась кампания в пользу Семенова как друга Японии [25]. В ноте японского МИД, врученной И. И. Сукину (сменившему Ключникова на посту управляющего омским МИД), говорилось, что Япония одобряет «высокопатриотические чувства и убеждения атамана Семенова, продолжает содействовать ему в его великом подвиге...» [26]. Чувствуя поддержку своих хозяев, Семенов еще смелее стал совершать «подвиги» во имя интересов японского империализма. К началу февраля 1919 г. он захватил на Забайкальской железной дороге все исправленные паровозы и 48 поездов с военными грузами, направлявшимися в Омск [27]. Когда Хорват по указанию Колчака распорядился не перевозить по КВЖД грузы для Семенова, последний арестовал начальника отдела военных перевозок этой дороги [28]. Он изъял из читинского банка 3119 тыс. руб., в филиале банка на ст. Маньчжурская еще 2,5 млн. руб. и захватил золотые прииски Забайкалья [29]. С провокацион-/180/-ными целями Семенов посылал свои банды в зону дислокации войск США, подвергал порке американских солдат [30]. В феврале 1919 г. он созвал съезд феодальной верхушки бурят, монголов, тибетцев в целях объединения этих народностей в отдельное монголо-бурятское государство, которое собирался возглавить, и, с согласия японцев, присвоил себе титул князя Ванского. Семенов просил президента Вильсона содействовать самоуправлению нового государства и допустить его представителей на мирную конференцию [31]. Эта затея успеха не имела, так как правительства США, Англии и Франции понимали, что такое «государство» будет марионеткой Японии.
В условиях, когда поддержка Семенову со стороны Японии возрастала, а западные союзники были против решения конфликта военным путем и отказались сделать «категорические представления по этому вопросу» Японии [32], Колчак и его правительство отступили, признав свое поражение. Единственной акцией, которую они решились провести для спасения «чести мундира», явилась посылка в феврале 1919 г следственной комиссии в Читу. Комиссию Семенов к работе допустил, но с условием, что она будет рассматривать лишь факты, послужившие основанием для обвинения его в измене [33]. Существенно ограничив права комиссии, Семенов на следующий день уехал из Читы, не дав никаких показаний.
Согласно инструкциям из Омска, комиссия, вопреки фактам, не установила «задержки воинских грузов для фронта и злонамеренного перерыва телеграфного сообщения», но захват золотых приисков, ограбление банков и попытку создания монголо-бурятского государства все же осмелилась оценить как «деяния, носящие явно антигосударственный характер». Комиссией были также зафиксированы многочисленные факты разбоя, массовых убийств и диких зверств в семеновских застенках [34]. Тем не менее командующий войсками на Дальнем Востоке генерал-майор П. П. Иванов-Ринов получил приказ вступить с Семеновым в переговоры. Разрешалось оставить его в должности комкора с подчинением «на обычных воинских началах командующему войсками на Дальнем Востоке» [35].
Семенов потребовал сохранить за ним звание атамана и утвердить произведенные им присвоения званий, наград и т. д. В Омске посчитали, что «условия лично семеновские невелики» [36]. Но список претензий был тут же дополнен японскими хозяевами Семенова, которые настаивали на присвоении ему очередного (генеральского) чина и назначении на должность «главного начальника» всех казачьих войск -/181/- Дальнего Востока [37]. (Если учесть, что на Дальнем Востоке было три казачьих войска — забайкальское, уссурийское и амурское — то это означало значительное расширение прав и зоны действия Семенова.) Кроме того, японские интервенты поставили условие, чтобы Семенова и его войска ни в коем случае не отзывали с Дальнего Востока, а главкому японских войск генералу Отани были подчинены все интервентционистские и русские отряды, находившиеся к востоку от Байкала [38]. Это означало потерю Колчаком даже видимости власти на Дальнем Востоке.
Переговоры с Семеновым и его опекунами проходили в то время, когда колчаковские войска отступали по всему фронту под ударами Красной Армии. Не рассчитывая на собственные силы, колчаковцы надеялись спасти положение с помощью войск интервентов, в первую очередь японских. «Японская ориентация берет верх», — записал в своем дневнике Пепеляев 4 апреля 1919 г. [39] Многие омские министры, ранее бывшие сторонниками западной ориентации, считали, что зависимость колчаковского режима от помощи Японии не позволяет обострять отношения с ней, и требовали примирения с Семеновым [40]. Поэтому в конце апреля мае 1919 г. колчаковская камарилья полностью капитулировала в «Семеновском вопросе». 1 мая 1919 г. Сукин телеграфировал послу в Китае Н. А. Кудашеву, что безвыходность положения заставила правительство «пойти на уступки, несмотря на сознание того, что в таком случае нам придется нести ответственность за действия Семенова» [41]. Дело дошло до того, что Колчак запросил японское правительство: «Какова намеченная и ожидаемая от нас процедура, можно ли приступить к отмене приказа № 60 или этому будет предшествовать какое-либо заявление со стороны Семенова» [42]. Но и тут Колчаку пришлось уступить. 27 мая он издал приказ № 136 о реабилитации Семенова, и лишь после этого последний телеграфировал в Омск о своем подчинении Колчаку [43]. Семенов был назначен командиром 5-го корпуса и помощником командующего войсками Приамурского военного округа. Он фактически стал старшим среди дальневосточных казачьих атаманов и таким образом обрел права, которых не имел до начала конфликта. В дальнейшем, несмотря на неоднократные просьбы и посулы со стороны Колчака, он не дал ни одного солдата на трещавший по всем швам белогвардейский фронт.
Исход «семеновского вопроса» продемонстрировал слабость внутренней контрреволюции в Сибири, ее возраставшую по мере развития гражданской войны зависимость от японских и других интервентов. /182/
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Коллекция ЦГАОР, В. И. Крупенский, посол в Японии — Н. Д. Авксентьеву, премьеру Директории, 29/IX—1918.
Подробнее см.: Лившиц С. Г. Империалистическая интервенция в Сибири в 1918—1920 гг. Барнаул, 1979, с. 55—56; Светачев М. И. Империалистическая интервенция в Сибири и на Дальнем Востоке (1918—1922). Новосибирск, 1983, с. 64—65.
3. ABПP, ф. Канцелярия советника МИД Омского правительства на Дальнем Востоке, д. 2, л. 34.
4. Коллекция ЦГАОР, Като, министр иностранных дел Японии — Семенову, 27/XI—1918 г.
5. Там же, сводка военного министерства Колчака от 2/ХII-1918.
6. Коллекция ЦГАОР, Семенов — Колчаку, около 20/XI—1918.
7. АВПР, ф. Канцелярия советника МИД.. , д. 2, л. 46.
8. Коллекция ЦГАОР.
9. Там же, контр-адмирал Дудоров (Токио) — в главный морской штаб (Омск), 10/XII—1918.
10. Там же, В. О. Клемм, заместитель советника Омского МИД на Дальнем Востоке — МИД (Омск), 16/XII-1918.
11. Там же, разговор по прямому проводу Колчака с французским генералом М. Жаненом, 6/XII-1918.
12. Там же, Клемм — МИД (Омск), 9/XII—1918.
13. Там же.
14. Там же, Ключников — Крупепскому, 2/XII—1918.
15. Там же, Колчак — Бахметьеву, 8/XII—1918. 20/XII-1918.
16. С.А. Угет, поверенный в делах в США — МИД (Омск), 2/XII-1918.
17. Papirs Relating to the Foreign Relations of the United States. 1918. Russia, vol. 2. Wash. 1932, p. 456.
18. Documents on British Foreign Policy 1919—1939. Ser. 1 vol 3 London. 1949. n. 729.
19. Коллекция ЦГАОР, Крупенский МИД (Омск), 29/XI—1918.
20. Там же, 14/XII—1918.
21. Там же, разговор по прямому проводу Жанена с М. Реньо, высоким комиссаром Франции в Сибири, 6/XII—1918.
22. Там же, разговоР по прямому проводу Жанена с Колчаком, 6/XII—1918.
23. Коллекция ЦГАОР, справка об отношении держав к конфликту с Семеновым; Вестник НКИД. М., 1922, № 1—3, с. 120.
24. Барон А. Будберг. Дневник белогвардейца. (Колчаковская эпопея). Л., 1929, с. 3, 4, 137.
25. Коллекция ЦГАОР, Дудоров — главному морскому штабу, 25/XII-1918.
26. Там же, нота японского МИД, около 10/I—1919.
27. АВПР, ф. Канцелярия советника МИД, д. 20, л. 219.
28. Коллекция ЦГАОР, Клемм — МИД (Омск), 9/XII—1918.
29. АВПР, ф. Посольство в Париже, д.3542, л. 10.
30. Там же, ф. Канцелярия советника МИД..., д. 20, л. 253; ф. Миссия в Пекине, д. 1566, л. 312.
31. Там же, ф. Посольство в Париже, д. 3540, л. 26.
32. АВПР, ф. Посольство в Париже, д. 73542, л. 10.
33. Вестник НКИД, 1922, № 1-3, с. 123.
34. Красный архив. М., 1934, № 6 (67), с. 133—146.
35. Вестник НКИД, 1922, № 1-3, с. 123. -/187/-
36. Дневник B.H. Пепеляева, с. 35.
37. АВПР, ф. Посольство в Париже, д. 3542, л. 10; ф. Миссия в Пекине, д. 1566, л. 198; Гинс Г. К. Сибирь, союзники и Колчак, т. 2. Пекин, 1921, с. 135.
38. АВПР, ф. Канцелярия советника МИД... д. 46, л. 3.
39. Дневник В. Н. Пепеляева, с. 35.
40. АВПР, ф. Посольство в Париже, д. 3542, л. 10.
41. Вестник НКВД,,1922, № 1—3, с. 126.
42. АВПР, ф. Миссия в Пекине, д. 1566, л. 338.
43. Вестник НКИД, 1922, № 1—3, с. 127.
Из истории интервенции и гражданской войны в Сибири и на Дальнем Востоке. 1917-1922 гг. Сб. ст. Отв. ред. Ю.И.Кораблев, В.И.Шишкин. Новосибирск, 1985. С.176-188.
Продолжение далее.
Ну, Плотников известный автор, так что пусть будет, хотя тема исследования очень уж узкая.
И.Ф. ПЛОТНИКОВ
Из ИСТОРИИ БОЛЬШЕВИСТСКОГО ПОДПОЛЬЯ СИБИРИ в 1919 г.
В годы интервенции и гражданской войны деятельностью большевистского подполья на востоке страны руководил Центральный Комитет партии и Сибирское бюро ЦК РКП(б). Непосредственно во главе партийных организаций Урала, Сибири и Дальнего Востока стоял Сибирский областной комитет РКП(б), избиравшийся на Сибирских подпольных партийных конференциях. Конференции играли в жизни подполья большую роль. На них принимались решения по основным тактическим вопросам, обязательные для обкома и всех местных большевистских партийных организаций.
К сожалению, вопрос о последних сибирских подпольных конференциях РКП(б), состоявшихся в июне и ноябре 1919 г , до настоящего времени остается малоизученным. Исследователи обычно утверждают, что после ареста колча-/127/-ковцами в апреле 1919 г. ряда членов Сибирского обкома они вплоть до ноября, т. е. более полугода, не созывались. Попытка А. Г. Солодянкина доказать, что это не так [1], встретила решительные возражения [2]. Между тем умолчание или забвение такого важного события, как сибирская подпольная конференция, влечет за собой другую ошибку, суть которой сводится к тому, что с весны до осени 1919 г. областного комитета, т. е. единого подпольного центра в Сибири и на Дальнем Востоке, не существовало. Так, М.И. Стишов писал, что с 20-х чисел апреля 1919 г. местные городские и районные комитеты остались «без единого руководящего центра» [3]. В результате искажаются и обедняются система руководства большевистским подпольем в тылу колчаковских войск, его размах, характер взаимоотношений между местными подпольными организациями, становятся непонятными причины резкого роста численности и активности восточно-сибирских партийных организаций летом—осенью 1919 г.
Значительная группа разнообразных источников — в их числе документы, персональные воспоминания, коллективные воспоминания-справки — свидетельствует о том, что после ареста в апреле 1919 г в Омске членов обкома А. А. Масленникова, М. М. Рабиновича, А. Н. Усова, ?. ?. Парникова и M. С. Никифорова (все были расстреляны), отъезда С. И. Дерябиной на Урал, А. П. Вагжапова в Забайкалье и последовавшего там их ареста, на свободе остались лишь М. С. Русаков, который вскоре заболел и умер, и Г. Я. Суудер.
В начале мая Г. Я. Суудер (подпольные партийные клички «Андрей Сируль» и «Петр Сируль») начал в Красноярске работу по подготовке 4-й Сибирской подпольной большевистской конференции. На ней предполагалось воссоздать не только областной комитет, но и его Центральный штаб, единственный избежавший ареста член которого Э. А. Радо также приехал в Красноярск [4].
Приезд Суудера и Радо в Красноярск и попытка именно там провести 4-ю Сибирскую подпольную конференцию не были случайными. Уже вскоре после 3-й Сибирской конференции у членов обкома зародилась мысль перенести резиденцию подпольного центра из Омска, где условия работы крайне осложнились, в другой город. В докладе члена Сибирского обкома П. Ф. Парникова Центральному комитету партии в апреле 1919 г. отмечалось: «Необходимость быть ближе к месту более важных действий заставила обком переехать в Красноярск» [5]. -/128/-
В Красноярске из-за провала в середине мая 1919 г. местной организации Сибирскую подпольную конференцию провести не удалось, Г. Я. Суудер переехал в Иркутск (Э. А. Радо был арестован), куда перебралась и большая группа коммунистов-красноярцев. Новая политическая ситуация на Восточном фронте и в Сибири обусловила необходимость сосредоточить основные усилия сибирского подполья на работе в Иркутске.
Благодаря прибытию из Красноярска многочисленной группы опытных партийных работников, иркутское подполье к лету 1919 г. выросло и укрепилось, стало одной из наиболее крупных и активных организаций, действовавших в колчаковском тылу. Опираясь на Иркутский губком РКП (б) во главе с К. И. Мироновым, Г. Я. Суудер приступил к подготовке очередной Сибирской нелегальной конференции. На места были посланы соответствующие приглашения, в ответ на которые в Иркутск прибыли И. В. Сурнов от Новониколаевска и А. Н. Сафонова от Томска. От других организаций делегаты не приехали. Причины неявки делегатов на конференцию были различными. Например, представитель Омской подпольной партийной организации П. Г. Кринкин получил в Новониколаевске ложные сведения об отмене конференции и поэтому в Иркутск не поехал, а возвратился в Омск [6]. Основной причиной неприбытия делегатов от других городов стали, вероятно, их аресты колчаковцами по пути следования. Например, красноярский контрразведывательный пункт располагал агентурными сведениями о том, что от Енисейской губернии в Иркутск делегированы В. Красовский и Мартьянов. За ними установили слежку [7]. Делегаты в Иркутск не прибыли. Скорее всего, они были схвачены.
Вместе с А. Н. Сафоновой и И. В. Сурновым в работе конференции участвовали К. И. Миронов от Иркутска и Г. Я. Суудер. Последний, по мнению А. г. Солодянкина, представлял Омскую организацию, не имея на это официальных полномочий [8]. В действительности же в соответствии с ранее установившейся практикой Суудер являлся полномочным участником конференции как член Сибирского обкома.
Нельзя согласиться с А. Г. Солодянкиным и в трактовке вопроса о том, по чьей инициативе созывалась конференция. Он утверждал, что «инициативу по созданию нового Сибирского руководящего центра летом 1919 г. проявил Иркутский губком партии» [9]. Между тем И. В. Сурнов в своих воспоминаниях прямо писал: «Конференция эта была созвана по директиве Сибирского комитета ("ЦК Сибирских организа-/129/-ций") и по инициативе члена этого комитета Сируля совместно с Иркутским комитетом» [10].
Точно датировать время работы конференции не представляется возможным. Очевидно, это было во второй половине июня 1919 г. [11] О содержании работы конференции известно немногое. Каких-либо подлинных документов (протоколов, резолюций) не обнаружено. Некоторые сведения приводятся в воспоминаниях И. В. Сурнова и иркутских коммунистов, а также в делах колчаковской контрразведки. Конференцию открыл и руководил ею Г Я. Суудер. Он познакомил делегатов с решениями 3-й Сибирской конференции, событиями в Сибири, в частности в Омске, с сообщениями выступили и другие делегаты. Обсудив текущий момент, участники пришли к выводу, что весной 1919 г. сибирские большевистские организации понесли тяжелые потери, но их работа вновь стала оживляться. Основными задачами большевистского подполья конференция назвала собирание сил внутри организаций, учреждение комитетов, создание при них военных штабов, упрочение связи между подпольными организациями и партизанскими отрядами, усиление борьбы с колчаковщиной [12]. В документах красноярской контрразведки содержатся сведения о том, что на конференции рассматривался вопрос об единовременном в масштабах Сибири антиколчаковском вооруженном выступлении городских повстанцев и партизан [13]. Эти сведения колчаковских агентов представляются достоверными.
На конференции был воссоздан областной комитет РКП(б) и принято решение подчинить ему все партийные организации Сибири, включая забайкальские и дальневосточные. В Сибирский областной комитет вошли все участники конференции. Его председателем был избран Г. Я. Суудер [14]. Предполагалось, что в состав обкома будут кооптированы представители ряда других крупных организаций. Но сделать этого не удалось. Более того, поскольку A. Н. Caфонова вскоре выехала в Томск, обком фактически работал в составе трех человек, Г. Я. Суудера, К. И. Миронова и И. В. Сурнова. К. И. Миронов одновременно являлся председателем Иркутского подпольного губкома РКП(б).
Сибирский обком нового состава возглавил большевистское подполье края, практически руководил его деятельностью. Сохранились сведения, что барнаульский подпольщик Д. Ф. Пешников получал от областного комитета указания по тактическим вопросам, в частности об отношении к предложению местной левоэсеровской подпольной организаций вести совместную с большевиками борьбу протиз колча-/130/-ковцев. Обком делегировал в Барнаул А. И. Балеевского, которого местные коммунисты кооптировали в состав общегородского комитета [15]. Для связи с подпольными комитетами Забайкалья и Дальнего Востока была послана коммунистка E. С. Гуревич («Граня»). Выполняя поручение обкома, она активно включилась в работу владивостокского подполья [16]. С Сибирским обкомом имело связь и Сибирское бюро ЦК РКП(б) [17]. О деятельности в Иркутске летом 1919 г общесибирского большевистского центра имеются данные и в колчаковских документах [18].
Следовательно, со второй половины июня 1919 г. в Сибири и нa Дальнем Востоке вновь стал функционировать областной комитет РКП(б). Его работа по руководству деятельностью местных партийных организаций развертывалась успешно, однако не достигла масштабов предыдущего, доапрельского периода. Основной сферой приложения сил Сибирского обкома была Восточная Сибирь.
Сибирский областной комитет, созданный в июне 1919 г., просуществовал около трех месяцев. В сентябре колчаковская контрразведка арестовала Г. Я. Суудера (в ноябре он умер в тюремной больнице от тифа). И. В. Сурнов и К. И. Миронов, стремясь активизировать деятельность подполья и улучшить руководство им из единого центра, приступили к подготовке новой подпольной конференции. Сведения о намерении созвать общесибирский партийный съезд со ссылкой на А. Н. Сафонову — приводятся в докладе связного Сиббюро ЦК РКП(б) М. К. Аммосова [19]. Аналогичные, но противоречивые данные неоднократно встречаются в воспоминаниях А. А. Ширямова. Например, в опубликованных в 1926 г воспоминаниях сказано: «в конце 1919 г согласно постановлению II Сибирского съезда партийных организаций Иркутским комитетом были сделаны попытки собрать III Сибирский съезд. В конце ноября оказались в Иркутске представители лишь 4 комитетов — Иркутского, Томского, Новониколаевского и Владивостокского. Несмотря на случайность этого представительства, все же состоялось партийное совещание, и так как положение требовало централизованного руководства, совещание выделило из своей среды "Сибирскийкомитет", в который вошли представители следующих организации: Иркутской (Миронов), Владивостокской (Ширямов), Томской (Сумецкии) и Новониколаевской (Сурнов)» [20]. В материалах автобиографического характера Ширямов в одном случае писал, что «участвовал на съезде... был избран в Сибирский комитет председателем», в другом, — что в ноябре «приехал в Иркутск, здесь провел -/131/- III Сибирскую конференцию и был выбран председателем Сибирского комитета» [21].
Опубликованные в 1926 г. воспоминания А. А. Ширямова были подвергнуты критике И. Ц. Сурновым. Однако эти материалы вышли в свет только в 1957 г. и не в полном объеме [22]. К тому времени разные версии А. А. Ширямова широко и прочно вошли в историческую литературу. Не смог полностью преодолеть их влияние и А. Г. Солодянкин, знавший о работе июньской конференции большевиков. Он писал, что только в ноябре 1919 г. удалось «образовать из прибывших делегатов краевой комитет партии, так называемый Сибирский комитет» [23].
Для восстановления исторической истины обратимся к воспоминаниям И. В. Сурнова. Он, во-первых, сообщает, что четвертая подпольная конференция большевиков Сибири состоялась не в ноябре, а в июне 1919 г., во-вторых, утверждает, что в ноябре проводилась не конференция, а совещание, на котором в состав обкома были кооптированы А. А. Ширямов и M. И. Сумецкий [24]. Примерно то же самое говорится в коллективном воспоминании иркутских коммунистов [25].
Из приведенных данных можно сделать следующие выводы. Во второй половине июня 1919 г. оставшийся на свободе член Сибирского обкома Г. Я. Суудер провел в Иркутске 4-ю Сибирскую подпольную конференцию РКП(б), на которой был принят ряд документов и сформирован Сибирский обком большевиков. Однако узкий состав и ограниченный характер влияния июньской встречи на деятельность общесибирского подполья позволяют называть ее конференцией, на наш взгляд, с определенными оговорками. Точнее, вероятно, говорить так: конференция (совещание).
В сентябре — октябре 1919 г. оставшиеся на свободе члены обкома К. И. Миронов и И. В. Сурнов — возможно, при определенном участии находившегося в тюрьме Г. Я. Суудера, с которым поддерживалась связь, — предприняли меры по созыву новой Сибирской подпольной конференции РКП(б), которые, однако, не увенчались успехом. По прибытии в Иркутск А. А. Ширямова было решено провести совещание двух членов обкома с участием А. А. Ширямова, а также томского коммуниста М. И. Сумецкого, в сентябре 1919 г. совершившего побег из Александровской тюрьмы и включившегося в работу Иркутской подпольной организации [26].
Проведенное в конце ноября 1919 г совещание расширило состав обкома путем кооптации в него двух новых работников. Председателем расширенного Сибирского областного комитета был избран А. А. Ширямов. Следователь-/132/-но, в ноябре 1919 г. Сибирской партийной конференции не было, тогда как в июне она действительно состоялась. Из-за отъезда М. И. Сумецкого в Томск последний обком РКП(б) фактически функционировал в составе трех человек: А. А. Ширямова (председатель), К. И. Миронова, И. В. Сурнова.
Таким образом, утвердившаяся в литературе точка зрения об отсутствии у сибирского подполья с апреля до конца ноября 1919 г. областного комитета РКП(б) не состоятельна. Обком как коллективный орган не функционировал лишь около двух месяцев примерно с середины апреля до середины июня 1919 г. Затем он был восстановлен и на заключительном этапе борьбы с интервентами и белогвардейцами проделал огромную работу по руководству подпольем Восточной Сибири.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Солодянкин А. Г. Коммунисты Иркутска в борьбе с колчаковщиной. Иркутск, 1960, с. 57, 66; Годы огневые, годы боевые. Сб. воспоминаний. Иркутск, 1961, с. 25, 28.
2. Стишов M. И. Большевистское подполье и партизанское движение в Сибири (1918-1920 гг.). М., 1962, с. 189; Дворянов Н., Дворянов В. В тылу Колчака. М., 1963, с. 120.
3. Стишов M. И. Большевистское подполье, с. 189—190.
4. ЦГАОР, ф. 3819, оп. 1, д. 11, л. 8, 38; ПАНО, ф. 5, оп. 2, д. 627, л. 17.
5. В борьбе с контрреволюцией. Сб. документальных материалов (1918-1919 гг.). Омск, 1959, с. 107.
6. ПАОО, ф. 19, оп. 24, д. 56, л. 27.
7. ЦГАОР, ф. 39 915, оп. 1, д. 183 л. 372.
8. Солодянкин А. Г. Коммунисты Иркутска в борьбе с колчаковщиной, с. 57.
9. Там же, с. 53.
10. ПАНО, ф. 5, оп. 2, д. 603, л. 2.
11. В коллективном воспоминании-справке иркутских подпольщиков заключительный день заседаний датируется 17 июня (ПАНО, ф. 5, оп. 3, д. 156, л. 20). И. В. Сурнов же отмечал, что делегаты приглашались на 25 июня (ПАНО, ф. 5, оп. 2, д. 603, л. 6). По данным белогвардейской контрразведки, конференция должна была открыться 15 июня или позже (ЦГАОР, ф. 39 915, оп. 1, д. 183, л. 372).
12. ПАНО, ф. 5, оп. 2, д. 603, л. 1—8; Как мы боролись за власть Советов в Иркутской губернии. (Воспоминания активных участников Великой Октябрьской социалистической революции). Иркутск, 1957, с. 4.
13. ЦГАОР, ф. 39 915, оп. 1, д. 183, л. 372.
14. ПАНО, ф. 5, оп. 2, д. 603, л. 7-8; оп. 3, д. 156, л. 20.
15. Там же, оп. 2 д. 1018, л. 57-58.
16. Там же, д. 603, л. 8; Воспоминания Е. С. Гуревич, хранящиеся у автора статьи. -/133/-
17. ЦГАОР, ф. 236, оп. 1, д. 1г, ч. II., л. 156; ПАНО, ф. 5, оп. 2, д. 97, л. 9; д. 636, л. 15.
18. ЦГАОР, ф. 147, оп. 15, д. 20а, л. 5—6; ф. 296, оп. 1, д. 1б, л. 279.
19. Сибирское бюро ЦК РКП(б). 1918—1920 гг. Сб. док. Новосибирск, 1978, ч. 1, с. 231.
20. Последние дни колчаковщины. Сб. док. и матер. М.—Л., 1926, с. 21.
21. ЦПА ИМЛ, ф. 124, оп. 1, д. 2165, л. 7, 15-16.
22. Как мы боролись за власть Советов в Иркутской губернии...
23. Солодянкин А. Г. Коммунисты Иркутска в борьбе с колчаковщиной, с. 66.
24. ПАНО, ф. 5, оп. 2, д. 603, л. 2; Как мы боролпсь за власть Советов в Иркутской губернии..., с. 414.
25. ПАНО, ф. 5, оп. 3, д. 156, л. 20—21.
26. Там же, оп. 2, д. 603, л. 10; оп. 3, д. 156, л. 20—21.
Из истории интервенции и гражданской войны в Сибири и на Дальнем Востоке. 1917-1922 гг. Сб. ст. Отв. ред. Ю.И.Кораблев, В.И.Шишкин. Новосибирск, 1985. С.127-134.
Известный рассказ о том, как Колчак помирился с атаманом Семеновым. Была у меня еще одна статья по этой теме, искать по тегам.
С. Г. ЛИВШИЦ
«ВЕРХОВНЫЙ ПРАВИТЕЛЬ» КОЛЧАК И АТАМАН СЕМЕНОВ. (К ИСТОРИИ «СЕМЕНОВСКОГО ИНЦИДЕНТА»)
Антанта и примыкавшие к ней страны положительно отреагировали на установление в Сибири военной диктатуры адмирала Колчака. Они считали, что колчаковский переворот укрепит лагерь внутренней контрреволюции, ускорит его победу над Советской властью.
Иную позицию заняла в этом вопросе Япония, хотя и она официально одобрила переворот 18 ноября 1918 г. Революцию и гражданскую войну в России японские империалисты рассматривали как удобный случай для ослабления влияния России на Дальнем Востоке и установления своего фактического господства в Забайкалье, Приморье и Приамурье, если не путем аннексии, против чего возражали бы США, Англия и Франция, то поддержкой своих марионеток — казачьих атаманов Г. М. Семенова, И. М. Калмыкова, И. М. Гамова и «отдельных мелких правительств, которые не имея достаточной силы сами по себе и опоры в населении должны были бы постоянно искать поддержки японцев...» [1]
А. В Колчак в качестве «верховного правителя» России не устраивал японских интервентов. Весной 1918 г. из агентурных источников они узнали, что Колчак сначала негласно перешел на английскую службу, а затем к США — главному конкуренту Японии, и считали его «человеком Вашингтона», деятельность которого могла нанести ущерб их интересам. Поэтому еще в мае 1918 г. японские милитаристы спровоцировали конфликт Колчака, руководившего военным отделом в управлении КВЖД, с Семеновым. По настоянию японского правительства Колчак тогда был удален из управления КВЖД и вплоть до октября 1918 г. находился не у дел [2]. Назначение его военным и морским министром Омского правительства, состоявшееся в октябре 1918 г., вызвало в Токио отрицательную реакцию. Послу в Токио В. Н. Круненскому дали понять, что в японском правительстве Колчак пользуется репутацией японофоба и назначение его истолковывают в смысле антияпонского настроения всего Омского правительства [3]. Неудивительно поэтому, что сразу же после колчаковского переворота из Токио в Читу на имя Семенова поступила секретная депеша, гласившая: «Японское общественное мнение не одобряет -/176/- Колчака. Вы протестуйте ему» [4]. Семенов принял указание своих хозяев к немедленному исполнению тем охотнее, что это соответствовало его интересам: он вынашивал планы стать при помощи японцев властителем Забайкалья и прилегающих к нему территорий русского Дальнего Востока и Монголии. В начале 20-х чисел ноября Семенов телеграфировал Омскому правительству о нежелании признавать верховную власть Колчака и предложил свои кандидатуры: Деникина, Хорвата и Дутова. «Если в течение 24 часов, — говорилось в телеграмме, — я не получу ответа о передаче власти одному из указанных мною кандидатов, я временно, впредь до создания на Западе (Сибири, - С.Л.) приемлемой для всех власти, объявлю автономию Восточной Сибири. Как только власть будет передана одному из указанных кандидатов, несомненно и безусловно ему подчинюсь» [5].
Тогда же, узнав, что Колчак приказал отдать под суд непосредственных исполнителей переворота 18 ноября 1918 г. коменданта Омска полковника Волкова, казачьих офицеров Красильникова и Катанаева, арестовавших эсеров — членов Директории (это, естественно, была комедия суда, всех их оправдали, как действовавших якобы «по побуждению любви к родине»), Семенов потребовал их освобождения и предупредил Колчака: «в случае неисполнения моего требования я пойду на самые крайние меры и буду считаться с вами лично» [6]. Вслед за тем он прервал телеграфную связь между Омском и Дальним Востоком, а на Забайкальской железной дороге задержал поезда с грузами, отправленными Антантой Колчаку [7].
В Омске все эти действия Семенова восприняли как бунт и попытались быстро покончить с ним. В конце ноября приказом № 60 он был объявлен изменником, а 1 декабря 1918 г. Колчак издал приказ № 61 о ликвидации «семеновского инцидента»: «§ 1 Командующий 5-м отдельным Приамурским корпусом полковник Семенов за неповиновение, разрушение телеграфной связи и сообщений в тылу армии, что является актом государственной измены, отрешается от командования 5-м корпусом и смещается со всех доляшостей, им занимаемых. § 2. Генерал-майору Волкову подчиняю 4-й и 5-й корпусные районы во всех отношениях на правах командующего отдельной армией, с присвоением прав губернатора, с непосредственным подчинением мне. § 3. Приказываю генерал-майору Волкову привести в повиновение всех неповинующихся верховной власти, действуя по законам военного
времени» [8].
Волков со своим штабом направился на Дальний Восток, но далее Иркутска проехать не смог, а посланные им в Читу -/177/- офицеры были изгнаны оттуда Семеновым. Японский генерал Юхи заявил, что «Япония не допустит никаких мер против Семенова, не останавливаясь даже для этого перед применением оружия...» Такие инструкции были посланы 3-й японской дивизии, дислоцированной в Забайкалье [9]. Это мотивировалось тем, что, во-первых, японское правительство не может «оставить Семенова на произвол судьбы в виду несомненных его заслуг как первого активного борца против большевиков и немцев» [10], а во-вторых, бои между войсками Семенова и Волкова ослабят тыл белочехов [11]. Когда в начале декабря 1918 г. Хорват по приказу Колчака разоружил сотню атамана Калмыкова, японцы выразили протест, усмотрев в этом оскорбление высшего японского командования, которому отряд Калмыкова был подчинен [12]. Тем самым они дали понять Колчаку, что и в отношении Семенова подобные действия будут пресекаться.
Встретив сопротивление Японии, колчаковский МИД попытался организовать давление на нее со стороны США, Англии и Франции. 21 декабря омским МИД была составлена нота ко всем союзным державам, в которой непризнание власти Колчака Семеновым характеризовалось как препятствие к укреплению вновь образовавшейся власти, а в поддержке его Японией усматривалось «покровительство ceпаратистским и явно предательским действиям Семенова, что грозит самыми серьезными последствиями как для России, так может быть и для других держав». Подчеркнув, что японскими войсками взяты под контроль телеграф и железные дороги на Дальнем Востоке, колчаковское правительство просило «отнестись с серьезным вниманием к создавшемуся положению» [13] — иными словами, обращалось за поддержкой и советом. Послу в Токио Крупенскому было предписано настоятельно просить японское правительство прекратить снабжение Семенова оружием и деньгами [14].
К этому дипломатическому наступлению подключился и Колчак. Желая использовать в своих интересах американо-японские противоречия, он предписал послу в США Г. П. Бахметьеву добиться поддержки от администрации президента В. Вильсона. С этой целью рекомендовалось особо обратить внимание американского руководства на то, что «верховный правитель» не может установить свою власть в Восточной Сибири, так как «возникли препятствия со стороны Японии, явно покровительствующей Семенову, который является выполнителем ее планов...» Колчак просил Бахметьева довести до сведения правительства Соединенных Штатов, что «такие действия являются вмешательством во -/178/- внутренние дела России и фактической оккупацией русской территории вместо оказания содействия к установлению внутреннего порядка» [15]. Госдепартамент поручил послу США в Токио Р. Моррису сделать соответствующий запрос японскому МИД и указать на недопустимость, с американской точки зрения, подобного вмешательства в конфликт Колчака с Семеновым [16]. Аналогичные заявления были сделаны японскому МИД послами Англии и Франции.
Оправдывая свою позицию, японские дипломаты утверждали, что «они являются защитниками мира на Дальнем Востоке и не могут согласиться на междуусобную войну (в стане белых.— С.Л.) в районе, где они находятся для защиты... народа» [17]. В японском МИД и генштабе прозрачно намекали послам и военным атташе стран Антанты, что, по мнению японского правительства, Семенов имеет такие же права на власть в Забайкалье, как и Колчак в Западной Сибири, так как его верховная власть, «еще не признана ни одной из держав» [18]. Вместе с тем утверждалось, что все слухи о причастности Японии к объявлению Семеновым независимости Восточной Сибири не соответствуют действительности, что Япония намерена содействовать установлению порядка в России, но ручаться «за успех воздействия» на Семенова она не может из-за характера последнего [19].
В Токио, однако, не могли не учитывать, что с окончанием первой мировой войны больше не существовало благоприятной конъюнктуры для сепаратных действий Японии, так как у США, Англии и Франции появилась возможность играть более активную роль на Дальнем Востоке, ослабляя преимущественное положение Японии [20]. Поэтому Семенову было предписано, не прекращая раскольнической деятельности, изобразить гибкость, склонность к определенным уступкам и т. д. Выполняя это указание, он заявил французскому генералу М. Жанену, специально остановившемуся в Чите (по пути из Владивостока в Омск) для переговоров о ликвидации конфликта, о своем согласии временно признать адмирала Колчака «верховным правителем», если тот передаст власть генералу Деникину при первой возможности и отменит приказы № 60 и 61 [21]. Усмотрев в этом базу для переговоров, Жанен связался из Читы по прямому проводу с Колчаком и сообщил ему указанные выше условия Семенова. Жанен добавил, что он сам и английский генерал А. Нокс (один из главных организаторов колчаковского переворота, находившийся тогда во Владивостоке) считают положение серьезным, так как военные приготовления Колчака и Семенова обостряют кризис, ослабляют позиции белых в Сибири. -/179/- Колчак решительно отклонил все резоны Жанена. Он квалифицировал деятельность Семенова как предательство и измену России, не позволяющие «вступить с ним в какие-либо соглашения» и потребовал прибытия Семенова в Омск «для отчета» (т.е. с повинной) [22].
Однако воинственности Колчаку хватило ненадолго: его позиция не получила поддержки представителей Антанты. Союзники осуждали Семенова за сепаратизм, но опасались, что конфронтация между ним и Колчаком ослабит силы белых в борьбе с Красной Армией. Они считали необходимым отменить приказ № 61 и решить конфликт путем компромисса [23]. Такого же мнения были многие белогвардейские генералы (Дитерихс, Романовский) и дипломаты (Ю. В. Крупенскии, С. Д. Сазонов, с января 1919 г. ставший министром иностранных дел правительства Колчака). Они полагали, что без помощи Японии Колчаку не обойтись, а без уступки в «семеновском вопросе» таковой не получить. Кроме того, им импонировали кровавые репрессии Семенова в Забайкалье. Лишь генерал-лейтенант А. Будберг (с лета 1919 г военный министр Колчака) выступал за решительную борьбу с Семеновым, советовал Колчаку самому возглавить поход на Читу, опубликовать документы, разоблачающие его японских покровителей и т. д. «Радикальность предложенных мною мер, - записал Будберг в своем дневнике, - смутила даже адмирала» [24].
В разгар конфликта была начата кампания против Колчака в Японии. В прессе появились явно инспирированные правительством статьи, в которых негативно оценивалась деятельность Колчака до 18 ноября 1918 г. В то же время велась кампания в пользу Семенова как друга Японии [25]. В ноте японского МИД, врученной И. И. Сукину (сменившему Ключникова на посту управляющего омским МИД), говорилось, что Япония одобряет «высокопатриотические чувства и убеждения атамана Семенова, продолжает содействовать ему в его великом подвиге...» [26]. Чувствуя поддержку своих хозяев, Семенов еще смелее стал совершать «подвиги» во имя интересов японского империализма. К началу февраля 1919 г. он захватил на Забайкальской железной дороге все исправленные паровозы и 48 поездов с военными грузами, направлявшимися в Омск [27]. Когда Хорват по указанию Колчака распорядился не перевозить по КВЖД грузы для Семенова, последний арестовал начальника отдела военных перевозок этой дороги [28]. Он изъял из читинского банка 3119 тыс. руб., в филиале банка на ст. Маньчжурская еще 2,5 млн. руб. и захватил золотые прииски Забайкалья [29]. С провокацион-/180/-ными целями Семенов посылал свои банды в зону дислокации войск США, подвергал порке американских солдат [30]. В феврале 1919 г. он созвал съезд феодальной верхушки бурят, монголов, тибетцев в целях объединения этих народностей в отдельное монголо-бурятское государство, которое собирался возглавить, и, с согласия японцев, присвоил себе титул князя Ванского. Семенов просил президента Вильсона содействовать самоуправлению нового государства и допустить его представителей на мирную конференцию [31]. Эта затея успеха не имела, так как правительства США, Англии и Франции понимали, что такое «государство» будет марионеткой Японии.
В условиях, когда поддержка Семенову со стороны Японии возрастала, а западные союзники были против решения конфликта военным путем и отказались сделать «категорические представления по этому вопросу» Японии [32], Колчак и его правительство отступили, признав свое поражение. Единственной акцией, которую они решились провести для спасения «чести мундира», явилась посылка в феврале 1919 г следственной комиссии в Читу. Комиссию Семенов к работе допустил, но с условием, что она будет рассматривать лишь факты, послужившие основанием для обвинения его в измене [33]. Существенно ограничив права комиссии, Семенов на следующий день уехал из Читы, не дав никаких показаний.
Согласно инструкциям из Омска, комиссия, вопреки фактам, не установила «задержки воинских грузов для фронта и злонамеренного перерыва телеграфного сообщения», но захват золотых приисков, ограбление банков и попытку создания монголо-бурятского государства все же осмелилась оценить как «деяния, носящие явно антигосударственный характер». Комиссией были также зафиксированы многочисленные факты разбоя, массовых убийств и диких зверств в семеновских застенках [34]. Тем не менее командующий войсками на Дальнем Востоке генерал-майор П. П. Иванов-Ринов получил приказ вступить с Семеновым в переговоры. Разрешалось оставить его в должности комкора с подчинением «на обычных воинских началах командующему войсками на Дальнем Востоке» [35].
Семенов потребовал сохранить за ним звание атамана и утвердить произведенные им присвоения званий, наград и т. д. В Омске посчитали, что «условия лично семеновские невелики» [36]. Но список претензий был тут же дополнен японскими хозяевами Семенова, которые настаивали на присвоении ему очередного (генеральского) чина и назначении на должность «главного начальника» всех казачьих войск -/181/- Дальнего Востока [37]. (Если учесть, что на Дальнем Востоке было три казачьих войска — забайкальское, уссурийское и амурское — то это означало значительное расширение прав и зоны действия Семенова.) Кроме того, японские интервенты поставили условие, чтобы Семенова и его войска ни в коем случае не отзывали с Дальнего Востока, а главкому японских войск генералу Отани были подчинены все интервентционистские и русские отряды, находившиеся к востоку от Байкала [38]. Это означало потерю Колчаком даже видимости власти на Дальнем Востоке.
Переговоры с Семеновым и его опекунами проходили в то время, когда колчаковские войска отступали по всему фронту под ударами Красной Армии. Не рассчитывая на собственные силы, колчаковцы надеялись спасти положение с помощью войск интервентов, в первую очередь японских. «Японская ориентация берет верх», — записал в своем дневнике Пепеляев 4 апреля 1919 г. [39] Многие омские министры, ранее бывшие сторонниками западной ориентации, считали, что зависимость колчаковского режима от помощи Японии не позволяет обострять отношения с ней, и требовали примирения с Семеновым [40]. Поэтому в конце апреля мае 1919 г. колчаковская камарилья полностью капитулировала в «Семеновском вопросе». 1 мая 1919 г. Сукин телеграфировал послу в Китае Н. А. Кудашеву, что безвыходность положения заставила правительство «пойти на уступки, несмотря на сознание того, что в таком случае нам придется нести ответственность за действия Семенова» [41]. Дело дошло до того, что Колчак запросил японское правительство: «Какова намеченная и ожидаемая от нас процедура, можно ли приступить к отмене приказа № 60 или этому будет предшествовать какое-либо заявление со стороны Семенова» [42]. Но и тут Колчаку пришлось уступить. 27 мая он издал приказ № 136 о реабилитации Семенова, и лишь после этого последний телеграфировал в Омск о своем подчинении Колчаку [43]. Семенов был назначен командиром 5-го корпуса и помощником командующего войсками Приамурского военного округа. Он фактически стал старшим среди дальневосточных казачьих атаманов и таким образом обрел права, которых не имел до начала конфликта. В дальнейшем, несмотря на неоднократные просьбы и посулы со стороны Колчака, он не дал ни одного солдата на трещавший по всем швам белогвардейский фронт.
Исход «семеновского вопроса» продемонстрировал слабость внутренней контрреволюции в Сибири, ее возраставшую по мере развития гражданской войны зависимость от японских и других интервентов. /182/
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Коллекция ЦГАОР, В. И. Крупенский, посол в Японии — Н. Д. Авксентьеву, премьеру Директории, 29/IX—1918.
Подробнее см.: Лившиц С. Г. Империалистическая интервенция в Сибири в 1918—1920 гг. Барнаул, 1979, с. 55—56; Светачев М. И. Империалистическая интервенция в Сибири и на Дальнем Востоке (1918—1922). Новосибирск, 1983, с. 64—65.
3. ABПP, ф. Канцелярия советника МИД Омского правительства на Дальнем Востоке, д. 2, л. 34.
4. Коллекция ЦГАОР, Като, министр иностранных дел Японии — Семенову, 27/XI—1918 г.
5. Там же, сводка военного министерства Колчака от 2/ХII-1918.
6. Коллекция ЦГАОР, Семенов — Колчаку, около 20/XI—1918.
7. АВПР, ф. Канцелярия советника МИД.. , д. 2, л. 46.
8. Коллекция ЦГАОР.
9. Там же, контр-адмирал Дудоров (Токио) — в главный морской штаб (Омск), 10/XII—1918.
10. Там же, В. О. Клемм, заместитель советника Омского МИД на Дальнем Востоке — МИД (Омск), 16/XII-1918.
11. Там же, разговор по прямому проводу Колчака с французским генералом М. Жаненом, 6/XII-1918.
12. Там же, Клемм — МИД (Омск), 9/XII—1918.
13. Там же.
14. Там же, Ключников — Крупепскому, 2/XII—1918.
15. Там же, Колчак — Бахметьеву, 8/XII—1918. 20/XII-1918.
16. С.А. Угет, поверенный в делах в США — МИД (Омск), 2/XII-1918.
17. Papirs Relating to the Foreign Relations of the United States. 1918. Russia, vol. 2. Wash. 1932, p. 456.
18. Documents on British Foreign Policy 1919—1939. Ser. 1 vol 3 London. 1949. n. 729.
19. Коллекция ЦГАОР, Крупенский МИД (Омск), 29/XI—1918.
20. Там же, 14/XII—1918.
21. Там же, разговор по прямому проводу Жанена с М. Реньо, высоким комиссаром Франции в Сибири, 6/XII—1918.
22. Там же, разговоР по прямому проводу Жанена с Колчаком, 6/XII—1918.
23. Коллекция ЦГАОР, справка об отношении держав к конфликту с Семеновым; Вестник НКИД. М., 1922, № 1—3, с. 120.
24. Барон А. Будберг. Дневник белогвардейца. (Колчаковская эпопея). Л., 1929, с. 3, 4, 137.
25. Коллекция ЦГАОР, Дудоров — главному морскому штабу, 25/XII-1918.
26. Там же, нота японского МИД, около 10/I—1919.
27. АВПР, ф. Канцелярия советника МИД, д. 20, л. 219.
28. Коллекция ЦГАОР, Клемм — МИД (Омск), 9/XII—1918.
29. АВПР, ф. Посольство в Париже, д.3542, л. 10.
30. Там же, ф. Канцелярия советника МИД..., д. 20, л. 253; ф. Миссия в Пекине, д. 1566, л. 312.
31. Там же, ф. Посольство в Париже, д. 3540, л. 26.
32. АВПР, ф. Посольство в Париже, д. 73542, л. 10.
33. Вестник НКИД, 1922, № 1-3, с. 123.
34. Красный архив. М., 1934, № 6 (67), с. 133—146.
35. Вестник НКИД, 1922, № 1-3, с. 123. -/187/-
36. Дневник B.H. Пепеляева, с. 35.
37. АВПР, ф. Посольство в Париже, д. 3542, л. 10; ф. Миссия в Пекине, д. 1566, л. 198; Гинс Г. К. Сибирь, союзники и Колчак, т. 2. Пекин, 1921, с. 135.
38. АВПР, ф. Канцелярия советника МИД... д. 46, л. 3.
39. Дневник В. Н. Пепеляева, с. 35.
40. АВПР, ф. Посольство в Париже, д. 3542, л. 10.
41. Вестник НКВД,,1922, № 1—3, с. 126.
42. АВПР, ф. Миссия в Пекине, д. 1566, л. 338.
43. Вестник НКИД, 1922, № 1—3, с. 127.
Из истории интервенции и гражданской войны в Сибири и на Дальнем Востоке. 1917-1922 гг. Сб. ст. Отв. ред. Ю.И.Кораблев, В.И.Шишкин. Новосибирск, 1985. С.176-188.
Продолжение далее.
