![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
voencomuezdШТРИХИ НЕНАПИСАННОЙ БИОГРАФИИ
В одном из мартовских номеров газеты «Воронежская коммуна» за 1920 год было помещено извещение: «16
марта в 6 часов вечера скончался от сыпного тифа Стефан Егорович Зверев. Отпевание будет совершено... 19 марта в церкви университета в 9 час. утра, погребение на Новостроящемся кладбище... Служащие и друзья губернского музея, архивные работники и любители старины» [31].
Современному читателю этот глухой газетный некролог ни о чем не скажет. Разве что он задумается о том, что в 1920 году смерть от сыпного тифа в городе Воронеже была слишком распространенным явлением, да насторожит его последняя строка извещения, свидетельствующая, что покойного хорошо знали и в губернском музее, и в губархиве, и просто в кругах «неорганизованных краеведов». Несколько пространнее выглядит еще одно объявление, появившееся в губернской газете почти три месяца спустя после смерти С. Е. Зверева. «6 июня, — гласит оно, — в зале губернского музея имеет быть заседание историко-археологического общества, на котором В. В. Литвинов сделает сообщение о работах Ст. Ег. Зверева в области местной истории и археологии» [32]. Последнее объявление наводит на мысль: если представительная краеведческая организация посвящает памяти С. Е. Зверева свое заседание, то этот человек имел большие заслуги перед краеведением.
Напрасно мы стали бы искать в краеведческой литературе хотя бы самые общие сведения о С. Е. Звереве и его научных трудах по истории Воронежского края. О нем не писали ни до революции, ни в советское время. Другим исследователям воронежской старины, работавшим во второй половине XIX — начале XX столетия, «повезло» в такой же мере, за исключением тех из них, кто сотрудничал в газете «Воронежские губернские ведомости». Их биографии нашли место в исследовании Н. В. Воскресенского, опубликованном в 1888 году [33]. О С. Е. Звереве умолчала «Советская историческая энциклопедия»: отдел исследователей местной истории в ней практически отсутствует, хотя /89/ издание такого рода должно быть в первую очередь путеводителем по биографиям и трудам историков.
Единственным изданием, которое поместило короткую, в полторы строки, справку о С. Е. Звереве, был двухтомный справочник «Личные архивные фонды в государственных хранилищах СССР». Приводим ее полностью: «Зверев, Степан Егорович (ум. 1860), историк, археограф, член Воронежской губ. ученой архивной комиссии» [34]. Сотрудники Государственного исторического архива Московской области (ГИАМО), авторы столь лаконичных сведений об историке, предложили читателям справочника сложную головоломку: как мог С. Е. Зверев умереть в 1860 году членом губернской архивной комиссии, если таковые начали создаваться только в 1884 году. Если предположить, что в силу технической ошибки составителей указателя историк умер в год своего рождения, то необходимо ответить на два очередных вопроса: в каком же году действительно оборвалась жизнь С. Е. Зверева и почему его личный архив хранится в ГИАМО?
Отнеся ошибку составителей указателя к нашим слабым знаниям о дореволюционном историческом краеведении, попытаемся установить некоторые черты научной биографии С. Е. Зверева. Признаем соответствующим истине, что родился он в 1860 году, и заранее оговоримся, что наши свидетельства о нем основаны на фрагментарных и скупых архивных материалах и могут служить лишь отправными моментами в обстоятельном изучении его биографии и трудов.
В фонде воронежского губархива сохранились некоторые материалы, раскрывающие научные заслуги С. Е. Зверева. Они дают возможность судить об отдельных проявлениях его деятельности по изучению и популяризации истории родного края, о содержании и первоначальной судьбе личного архива историка.
Протоколы совета губархива сообщают о заседании совета, которое состоялось 19 марта 1920 года и было посвящено памяти С. Е. Зверева. Слушался доклад заведующего губархивом К. Н. Лукьянчикова. Текст -его не сохранился, но протокольное изложение позволяет составить общее представление об историке. Приведем эту запись полностью: «С. Е. Зверев был одним из членов-основателей Воронежской ученой архивной комиссии, работал в ней свыше 25 лет и являлся бессменным правителем дел ее. Он много потрудился по изучению и собира/90/нию старинных архивов Воронежской губернии, был деятельнейшим работником по организации губернского музея. Принимал живое участие в раскопках, которые часто давали богатые результаты, например, в 1910 году им, совместно с другими местными археологами, в так называеемых «частых курганах» под г. Воронежем была найдена знаменитая серебряная ваза греческой работы с чеканными изображениями скифов [35], а также много других интересных предметов скифской эпохи. Далее, Зверев многократно участвовал в археологических съездах, где делал доклады, после него остался ряд ученых трудов, напечатанных частью в сборниках Воронежской ученой архивной комиссии, частью в других специальных изданиях. Вообще, Зверев был одним из видных воронежских деятелей по исследованию родной старины и энергичным собирателем всякого рода памятников. Зверев являлся членом совета губархива, представлял в нем губернский музей. Похоронен он на Новостроящемся кладбище, вблизи могил Кольцова и Никитина (сейчас на месте кладбища расположен парк культуры и отдыха Ленинского района г. Воронежа — B. Ч.). Со смертью Зверева ученая архивная комиссия лишилась последнего представителя своего президиума» [36].
Можно детализировать и дополнить характеристику C. Е. Зверева-ученого, набросанную К. Н. Лукьянчиковым. Заниматься воронежской стариной и печататься историк начал в 1890 году, опубликовав «Древние акты воронежского Покровского девичьего монастыря». В 90-е годы мы видим его уже действительным членом губернского статистического комитета. Широко образованный человек, С. Е. Зверев преподавал закон божий в духовной семинарии и воронежском кадетском корпусе, а потому в его научном творчестве прослеживается устойчивый интерес к церковной истории — прошлому воронежских церквей и монастырей. Но эта тема не была единственной в его занятиях: С. Е. Зверев внес значительный вклад и в разработку гражданских тем. Известно, что он был активным участником дискуссии о времени основания города Воронежа, происходившей в 90—900-х годах [37]. Он представлял воронежское краеведение на нескольких всероссийских археологических съездах, причем на X съезде в Риге в 1896 году выступил с рефератом «Следы христианства на Дону в домонгольский период». С. Е. Зверева следует считать и родоначальником научной краеведческой библиографии в Воронеже [38]. /91/ Нас не должно смущать то обстоятельство, что в лице С. Е. Зверева священник мирно уживался с исследователем. Историческая наука в России знает немало случаев, когда образованное духовенство выдвигало из своей среды выдающихся ученых. Достаточно заметить, что выходцами из духовенства были крупнейшие буржуазные историки С. М. Соловьев и В. О. Ключевский, к этому сословию принадлежал основоположник воронежского исторического краеведения Е. А. Болховитинов, служители церкви — священники и дьяконы — встречаются и в родословной советского историка М. Н. Покровского. Из-за недостатка биографических сведений невозможно судить <» мировоззрении и общественно-политических позициях С. Е. Зверева и о том отпечатке, который накладывала на них его профессия священника. Бесспорно лишь одно: его научные интересы, обращенные в древнюю историю края, отражали общее состояние российского дореволюционного краеведения. Но и здесь мы встречаемся с необычным фактом: в последние годы своей жизни С. Е. Зверев не чуждался историко-революционных тем: в 1918 году на основе архивных материалов он выступил в ученой архивной комиссии с докладом о воронежском периоде жизни Г. В. Плеханова [39].
Вполне справедлива и характеристика С. Е. Зверева как неутомимого и способного организатора краеведческих исследований. В 90—900-х годах он был душой всех исследовательских начинаний. Его инициатива прослеживается в проведении археологических раскопок, и поисков, им же составлен первый свод археологических находок в губернии в 1863—1893 годах [40]. Он принадлежал к числу организаторов и деятельнейших сотрудников губернской ученой архивной комиссии, был фактическим составителем и редактором ее «Трудов». Под его наблюдением в комиссии был продолжен разбор и публикация воронежских древних актов.
В духе любви к воронежской старине был воспитан и сын С. Е. Зверева М. С. Звеньев (к сожалению, мы не знаем даже его имени). В марте 1920 года мы встречаем его среди сотрудников губархива, выезжавших в уезды для обследования местных архивов. Преемственная нить между отцом и сыном прервалась трагически: командированный в Нижнедевицк, М. С. Зверев по дороге заразился тифом и 17 апреля умер, пережив своего отца всего на месяц [41].
С. Е. Зверев занимался и собиранием исторических /92/ документов, о чем свидетельствует его личный архив. После смерти сына архив этот, как свидетельствует отчет губархива за май 1920 года, был передан наследниками в губернский архивный фонд. Всего поступило 38 связок бумаг [42]. В ноябре архив С. Е. Зверева разбирался А. Д. Фад-деевым, позже этим занимались В. В. Литвинов и 3. Яковлева. Любопытно, что, по свидетельству В. В. Литвинова, он еще до знакомства с архивом знал, что могут содержать бумаги С. Е. Зверева [43]. В летнюю «разборочную кампанию» 1921 года общими усилиями черновая систематизация рукописей архива была закончена. Представляется целесообразным привести здесь предварительную опись: материалы зверевского архива чрезвычайно ценны для истории края, тем более что в Воронеже они уже давно не хранятся.
В губархив фонд С. Е. Зверева поступил в связках, на которых рукой владельца бумаг были сделаны пометки самого общего содержания: вероятно, незадолго до смерти С. Е. Зверев пытался привести свой архив в порядок. Первую группу материалов представляли бумаги, принадлежавшие графу Д. Н. Толстому, в прошлом воронежскому губернатору (1859—1861 гг.), а затем председателю Общества истории и древностей российских. Их было сравнительно немного, и состояли они преимущественно из переписки Д. Н. Толстого с П. И. Мельниковым-Печерским, Ю. Ф. Самариным, И. С. Никитиным и некоторыми другими лицами. Большинство этих писем уже было опубликовано С. Е. Зверевым.
Вторая группа состояла из материалов, принадлежавших тестю Зверева, протоиерею М. И. Некрасову, впоследствии ставшему ректором московской духовной академии, и его сыну Н. М. Некрасову. Это были главным образом письма, а среди них несколько пачек литографированных лекций профессоров историко-филологического факультета Московского университета. Третью группу составляли документы, характеризующие деятельность самого С. Е. Зверева или собранные им для научной работы. Из них были выделены дела ученой архивной комиссии и губернского музея, материалы к научным докладам, в том числе выписки из архивов г. Рязани, письма к историку и его записные книжки, дело об открытии мощей св. Митрофания, адрес к 25-летию преподавательской деятельности С. Е. Зверева, письма С. Н. Марина, конспект лекции Н. Ф. Бунакова «Пушкин и Некрасов» (автограф), /93/ письма и бумаги редактора «Воронежского телеграфа» С. П. Буренина, несколько документов по истории 92-го пехотного Печерского полка. Часть материалов архива помечена в описи глухо: «Материалы по масонской ложе избранного Михаила, мемуары о смерти Павла I, бумаги майора Михнева»,44. В. В. Литвинов полагал, что в архиве С. Е. Зверева содержится переписка последнего с историками Е. Ф. Шмурло и С. Ф. Платоновым, однако в описи она не отразилась.
Архив С. Е. Зверева в том виде, как он предстал сотрудникам губархива в 1920 году, был внушительным собранием материалов по истории краеведения и культуры Воронежского края. Достаточно сказать, что только в мае — июле 1921 года В. В. Литвинов затратил на его разбор более 170 часов [43]. К сожалению, более подробной характеристики того, что собрал и хранил историк, в фонде губархива не сохранилось. Нельзя определить и общее количество документов, входивших в состав этого рукописного собрания.
Как свидетельствует делопроизводство губархива, личный фонд С. Е. Зверева в 1924 году был зарегистрирован в картотеке и хранился в Воронеже [46]. 31 декабря 1925 года, отвечая на запрос Центрархива РСФСР, губархбюро сообщило, что на учете в нем кроме личных архивных фондов С. П. Буренина, В. И. Колюбакина (председателя губернской земской управы), В. Н. Томановского (губернского предводителя дворянства), И. А. Звягинцева (члена Государственной думы), Н. И. Шидловского (камергера) и других 14 личных фондов состоит и архив С. Е. Зверева («1177 писем разных лиц к его тестю М. И. Некрасову и т. п.»).
Впоследствии следы личного архива С. Е. Зверева затерялись. Справочник «Государственный архив Воронежской области», изданный в 1961 году, не зафиксировал его среди фондов областного архивохранилища. Ценное рукописное собрание исчезло из поля зрения краеведов. И только в 70-х годах, когда вышли в свет путеводитель по Государственному историческому архиву Московской области и справочник «Личные архивные фонды в государственных хранилищах СССР», архив С. Е. Зверева объявился, но уже как собственность... ГИАМО. Как и по какой причине произошло перемещение архива из Воронежа в Москву — неизвестно. Необходимо еще и выяснить, является ли фонд С. Е. Зверева в ГИАМО, насчитываю/94/щий 21 единицу хранения, тем собранием, которое хранилось в Воронеже в 20-х годах. /95/
31. «Воронежская коммуна», 1920, 18 марта.
32. Указ. газета от 5 июня 1920 г.
33. Н. Во скресенский. Пятидесятилетие «Воронежских губернских ведомостей». Исторический очерк. Воронеж, 1888.
34. Личные архивные фонды в государственных хранилищах. СССР, т. 1, М., 1963, с. 277.
35. В настоящее время ваза хранится в Государственном Эрмитаже. Изображение её см. в кн. «Очерки истории Воронежского края», -т. 1, Воронеж, 1961, с. 18;
36. ГАВО, ф. 441, оп. 1, д. 15 а, л. 39 об.
37. С. Е. Зверев. О древнем Воронеже. «Воронежский телеграф», № 25, 1898.
38. См.: Книги, брошюры и листы воронежской печати. (Систематический указатель). Под ред. св. С.-Е. Зверева. Вып. 1. Воронеж,. 1905.
39. ГАВО, ф. 441, оп. 1, д. 15 а, л. 72 и-об.
40. С. Е. Зверев. Воронежские древности. Статистические данные о находках древних каменных и бронзовых изделий в Воронежской губернии. 1863—1893 гг. Воронеж, 1893.
41. ГАВО, ф. 441, оп. 1, д. За, л. 14 об.
42. Также, д. 48, л. 25.
43. Там же, д. 15а, л. 147 об.
44. Там же, д. 48, л. 2—7.
45. Там же, л. 15.
46. Там же, д. 115, л. 9 об.
В.И.Чесноков. За архивной строкой // Записки воронежских краеведов. Сост. А.И.Грайворонский. Вып. 1. Воронеж, Центр.-черн. книг. изд-во, 1979. С.89-95, 173.
ПО СЛЕДАМ НЕНАПИСАННЫХ ВОСПОМИНАНИЙ
В ноябре 1934 года на рабочий стол директора публичной библиотеки В. И. Ленина Владимира Ивановича Невского легло письмо с воронежским штемпелем. Сотрудники истпартотдела при Воронежском обкоме ВКП(б) сообщали, что они присоединились к всесоюзному движению по написанию истории фабрик и заводов СССР, работают над историей паровозоремонтного завода им. Дзержинского (бывших Воронежских главных мастерских Юго-Восточной железной дороги) и испытывают недостаток в источниках. «Вы, — писали истпартовцы, — принимали участие в работе первых социал-демократических кружков в Воронеже, участвовали в работе Воронежской организации РСДРП (большевиков) в период подготовки Октября и в годы гражданской войны, будучи наркомом путей сообщения, бывали в Воронежских ж.-д. мастерских» [47]. В. И. Невского просили написать нужные для воссоздания истории завода воспоминания.
В. И. Невскому уже приходилось рассказывать о некоторых эпизодах своей жизни и революционной деятельности в Воронеже, в частности, в сборнике памяти старого товарища Л. Я. Карпова [48]. Будучи уроженцем г. Ростова-на-Дону, он считал Воронеж не в меньшей степени своей родиной. Хранившиеся в памяти воронежские страницы жизни профессиональный революционер, известный в стране человек не раз намеревался развернуть в стройный и поучительный для молодого поколения рассказ, но время для мемуаров все не наступало. Жизнь В. И. Невского, перешагнувшего далеко за пятьдесят лет, была заполнена массой больших и малых, государственных и просто человеческих дел.
Письмо из Воронежа должно было ускорить реализацию замысла, который В. И. Невский, страстный поборник мемуаристики, вынашивал с начала 20-х годов. Но через три месяца в его жизни произошли трагические события, оставившие неосуществленными и эту работу, и многие другие его творческие планы.
Воспоминания В. И. Невского о Воронеже в полном виде не написаны, тысячи деталей и подробностей уже не восстановить. Но письмо, последний из сохранившихся в его архиве документов, налагает на читающего его иссле/95/дователя обязанность восстановить хотя бы сухую документальную канву повествования, которое могло выйти из-под пера старого большевика, соратника В. И. Ленина.
В конце декабря 1901 года он, тогда еще двадцатипятилетний студент Московского университета, носивший фамилию Феодосии Иванович Кривобоков, за участие в социал-демократических кружках Москвы и Ростова-на-Дону был сослан в Воронеж. Срок ссылки определялся в два с половиной года. Прямо из Таганки он попал в вагон Казанской железной дороги и через восемнадцать часов стоял на перроне воронежского вокзала, не зная, куда и к кому идти в незнакомом городе. В читальне публичной библиотеки он заметил человека лет двадцати пяти, просматривавшего книгу «Русского богатства». Познакомились; на жалобы Кривобокова, что он не знает, к кому обратиться, новый знакомый сказал: «Вот под новый год будет вечеринка, там соберется вся радикальная и поднадзорная публика, приходите и вы, там я вас познакомлю со всеми» [49].
Новый знакомый — это был Л. Я. Карпов — ввел Феодосия Кривобокова в марксистский кружок, который существовал в Воронеже с 1900 года и был основным звеном «Северного рабочего союза» [50]. Его товарищами стали О. А. Варенцова, А. И. Любимов, В. А. Носков, Н. Н. Кардашев, И. Я. Жилин, Д. Л. Бутин, Н. Н. Замятин. /96/ Нащупав след организации, охранка заслала в нее про-"вокатора. В марте 1902 года в тюрьму попала большая группа воронежских марксистов. Оставшиеся на свободе Ф. И. Кривобоков, Д. Г. Большаков и И. Э. Россоловский возродили организацию под названием «Социал-демократическая касса борьбы». Квартира Феодосия Кривобокова н его жены Л. В. Филипповой-Кривобоковой по соображениям конспирации часто меняла адрес, но постоянно была заполнена рабочими. Собрания чаще проходили под видом вечеринок, присутствовала и молодежь — гимназисты, реалисты и семинаристы. Охранка знала, что Ф. И. Кривобоков — один из руководителей «Кассы борьбы», но улик против него собрать не могла. Частые обыски не давали результатов.
В 1904 году в Воронеже был создан большевистский комитет, его руководителями были Н. Н. Кардашев, Ф. И. Кривобоков и И. Я. Жилин [81]. Они начали организовывать массовые собрания рабочих. И. В. Шауров, вступивший тогда в организацию, писал потом в книге «1905 год», что рабочие считали Феодосия Кривобокова выдающимся партийным руководителем. Многие воронежцы были обязаны ему своими первыми революционными шагами. «К фракции большевиков, — вспоминал И. Д. Баранов, — я примкнул, слушая выступления Жилина и Кривобокова» [52].
События 1905 года были особенно памятны В. И. Невскому. Начались они встречей с В. И. Лениным и Н. К. Крупской в Швейцарии, куда Ф. Кривобоков был направлен воронежским комитетом. В бурный революционный год, став агентом Бюро комитетов большинства и членом Петербургского комитета партии, Ф. И. Кривобоков объездил почти всю европейскую Россию. Появление его в Воронеже охранка зафиксировала 12 июля. Полицейские документы сообщают, что летом 1905 года он неоднократно произносил «зажигательные речи» на конспиративных собраниях и митингах, в рабочих кружках заводов Столля, Иванова, Гаусмана, железнодорожных мастерских. Он был главным организатором политических баталий с местными меньшевиками. По свидетельству архивных материалов, Бывалый (полицейская кличка Ф. Кривобокова) осенью 1905 года часто председательствовал на многолюдных собраниях и произносил речи, возбуждавшие рабочих против правительства, а на собрании в квартире А. Перелешина призвал большевиков вооружаться [53]. /97/
Вместе с рабочим Д. Г. Большаковым он был делегатом воронежских большевиков на Таммерфорсской конференции. После этого Ф. И. Кривобоков перешел на нелегальное положение, работал в Петербурге, Харькове. В 1906 году он принял партийный псевдоним Владимир Иванович Невский.
В Воронеж В. И. Невский, однако, наведывался. Здесь жила его семья, здесь были товарищи по борьбе. В один из приездов летом 1907 года он был выслежен охранкой и сослан в Вологодскую губернию. Глубокой осенью 1913 года В. И. Невский, незадолго до этого избранный в состав Русского бюро ЦК РСДРП, снова приехал в Воронеж с партийным поручением. Два месяца он водил за нос царских ищеек, и все же 5 января 1914 года его выследили и на три месяца упрятали в местную тюрьму [54]. Когда началась мировая война, В. И. Невского выслали из Воронежской губернии, объявленной на военном положении, на Урал.
Февральская буржуазная революция возвратила В. И. Невского в Петроград. К тому времени за спиной у него было одиннадцать арестов, более семи лет заключения в тюрьмах, в общей сложности двадцать лет ссылки и полицейского надзора. Ему, как члену Центрального и Петроградского комитетов РСДРП(б), было поручено вместе с Н. И. Подвойским и В. А. Антоновым-Овсеенко руководить Военной организацией ЦК.
Работая в «Военке», В. И. Невский познакомился со многими воронежцами, солдатами и рабочими. Они были среди тех, кто буквально наводнял в 1917 году помещения Военной организации и редакции газеты «Солдатская правда». Но более постоянные связи с выходцами из Воронежской губернии появились у В. И. Невского тогда, '=когда он начал работать в земляческих объединениях и на краткосрочных политических курсах в солдатском клубе «Правды», созданных для членов землячеств, через которые прошли и многие солдаты-воронежцы.
В 1917 году В. И. Невский опять приехал в Воронеж. Это было вскоре после расстрела в Петрограде 3 июля рабоче-солдатской демонстрации. Спасая от расправы руководящие кадры партии, ЦК порекомендовал В. И. Невскому выехать на время в Воронеж, снабдил его полномочиями и поручил довести до сведения воронежских большевиков сущность июльских событий и разъяснить новую тактику партии [55]. Именно к этому приезду относятся из/98/вестные выступления В. И. Невского на общем собрании Воронежской организации РСДРП(б) и перед рабочими железнодорожных мастерских. Всю свою энергию он направил на разъяснение воронежцам необходимости подготовки к вооруженной борьбе с Временным правительством. Осенью того же года, когда началась кампания по выборам в Учредительное собрание, Я. М. Свердлов собственноручно вписал фамилию Невского в список кандидатов-большевиков от Воронежской губернии [56].
Октябрьская социалистическая революция выдвинула В. И. Невского на ответственные посты в партийном и государственном аппарате. В трудное для Советской республики время (1918—1919 гг.) он возглавлял Народный комиссариат путей сообщения, был членом Совета рабоче-крестьянской обороны, Президиума ВЦИК, а позднее — ректором Коммунистического университета им. Я. М. Свердлова (1919—1920 гг.), заместителем заведующего Комиссией по истории партии и Октябрьской революции, заведующим Отделом ЦК РКП(б) по работе в деревне (1919— 1920 гг.), директором Всесоюзной публичной библиотеки им. В. И. Ленина (1925—1935 гг.). Профессор Московского государственного университета, действительный член Коммунистической академии, он стал видным историком партии и революционного движения, активным строителем советской исторической науки. В. И. Невский избирался делегатом VIII, IX и XII съездов партии, причем на VIII съезд он был делегирован воронежской парторганизацией [57]. Выполняя самую различную работу, которую поручала ему партия, он поддерживал постояйную связь с Воронежской губернией.
В архивном фонде Наркомата путей сообщения хранятся любопытные материалы, отражающие малоизвестные события обороны Воронежа в годы гражданской войны. Они свидетельствуют, что в ноябре 1918 года В. И. Невский, будучи народным комиссаром, принял непосредственное участие в предотвращении преждевременной эвакуации "Воронежа. Опасаясь внезапного захвата города красновцами, местные советские органы приняли решение о его эвакуации. Командующий 8-й армией приказал железнодорожному узлу подготовить поезда для вывоза имущества учреждений и ценного заводского оборудования. Связавшись по телефону с Реввоенсоветом республики, В. И. Невский добился отмены эвакуационных приготовлений. В Воронеж он направил телеграмму: «...Руковод/99/ствуясь распоряжением Высшего Военно-Революционного Совета Республики... Воронеж эвакуации не подлежит» [58]. Последующие события показали, что решение штаба 8-й армии было преждевременным.
В 1919—1920 годах В. И. Невский, заведуя Отделом ЦК РКП(б) по работе в деревне, несколько раз бывал в Воронеже. На крестьянской телеге, часто пешком, представитель ЦК РКП(б) направлялся от деревни к деревне, беседуя с крестьянами, выступая на сходках и митингах. Встречи с крестьянами убеждали В. И. Невского, что работа по подготовке эмиссаров Советской власти из солдат, направлявшихся домой, проведенная Военной организацией ЦК РСДРП(б) в 1917—1918 годах, принесла результаты. Одна из встреч на воронежской земле в 1920 году оставила особенно глубокий след в его памяти. «В глухой деревушке, — вспоминал он, — среди враждебно настроенного митинга крестьян вдруг берет слово какой-нибудь крестьянин и, потрясая обрывками бумаг, разъясняет, что крестьяне должны верить приехавшему оратору, так как он и есть тот человек, который еще в 1917 году советовал в газете крестьянам брать землю: обрывок бумаги был затасканный номер нашей «Солдатской правды» [59].
В. И. Невский любил Воронеж, считал его «замечательным городом» с большими революционными традициями, «колыбелью, откуда выходило немалое число социал-демократов» [60].
Деятельность Воронежской партийной организации нашла должное отражение в его историко-партийных трудах, более того, он пытался организовать сбор воспоминаний старых большевиков, которые каким-либо образом были связаны с Воронежем [61].
В. И. Невский сохранял дружеские отношения с товарищами по партийной работе, оставшимися в Воронеже: Н. Н. Кардашевым, И. Я. Жилиным, Н. Н. Исполатовым и другими. В московской квартире Невских часто останавливались приезжавшие из Воронежа друзья. Старейший соратник по революционной работе в Воронеже И. Я. Жилин по настоянию В. И. Невского переехал в Москву и стал его заместителем в руководстве Коммунистическим университетом им. Я. М. Свердлова. В начале 30-х годов в Воронеже работали историки, ученики В. И. Невского, П. Анатольев, П. Парадизов, И. Кизрин. Они как бы переняли у своего учителя эстафету живой связи с воронежской землей. /100/
47. Государственная библиотека СССР имени В. И. Ленина (впредь ГБЛ), отдел рукописей, ф. 384, оп. 55, д. 91, л. 1.
48. Л. Я. Карпов. — Сборник сатей и воспоминаний. М., 1928.
49. Там же, с, 21.
50. П. Жирнов, В. Чесноков. Доброе имя революционера. — «Подъем», 1967, № 4, с. 129.
51. ГАВО, ф. 1, оп. 1, д. 3098, л. 65.
52. 1905 год в Воронежской губернии. Воронеж, 1926, с. 105.
53. ГАВО, ф. 1, оп. 1, д. 1476, л. 40.
54. Там же, л. 84 и об.
55. П. Жирнов и В. Чесноков. Указ. статья, с. 133.
56. Там же, с. 134.
57. Там же, с. 135.
58. ЦГАНХ СССР, ф. 1884, оп. 1, д. 9, л. 3.
59. ГБЛ, отдел рукописей, ф. 384, оп. 55, д. 161, л. 3—4. /173/
60. «Пролетарская революция», 192.3, № 4, с. 314.
61. Там же. /174/
В.И.Чесноков. За архивной строкой // Записки воронежских краеведов. Сост. А.И.Грайворонский. Вып. 1. Воронеж, Центр.-черн. книг. изд-во, 1979. С.95-100, 173-174.
АРХИВ ОЛЬМИНСКОГО
К весне 1919 года относится начало широких мероприятий Центрального Комитета РКП(б) по собиранию в масштабах всей страны документов по истории Коммунистической партии и Октябрьской революции. Спасение от гибели этих важнейших исторических источников было необходимым делом: на их основе будущие исследователи могли воссоздать правдивые события великой революционной эпохи, переживаемые страной. На VIII съезде партии в марте 1919 года Секретариат ЦК обратился с призывом собирать повсеместно дореволюционные и современные партийные документы, хранящиеся как в архивах партийных организаций, так и у отдельных членов партии. «Для будущего историка великой российской революции, — говорилось в обращении, — каждая газета, каждое воззвание самой мелкой организации будет драгоценным материалом. Этот исторический материал не должен пропадать. Присылайте его нам» [62].
25 сентября 1920 года декретом за подписью В. И. Ленина была создана Комиссия по истории Коммунистической партии и Октябрьской революции (Истпарт). Она предназначалась для организации, координации и руководства работ по изучению важнейших исторических тем. Председателем комиссии был назначен М. С. Ольминский (Александров), старый большевик, выдающийся партийный публицист и историк.
Сейчас, когда биография М. С. Ольминского изучена, известно, что родился он в Воронеже, здесь же учился в гимназии. Труднее было воронежским архивистам, когда им в 1920 году пришлось заниматься поисками личного архива председателя Истпарта. Не каждый воронежец знал тогда, что М. С. Ольминский — его земляк.
В ноябре 1920 года, вскоре после образования Истпарта, в Воронеж приехал сотрудник Главархива Д. К. Георгиевский. Поскольку отделения Истпарта здесь еще не существовало, мандат, датированный 16 ноября 1920 года и подписанный заместителем Наркома просвещения и председателем отдела Истпарта по истории Октябрьской революции М. Н. Покровским, он предъявил в губархиве. В документе значилось, что Д. К. Георгиевский «командируется в г. Воронеж для вывоза в Москву архивных материалов, необходимых Комиссии по изучению истории партии и Октябрьской революции» [63].
Одновременно в губархиве получили уведомление глав/101/ного архивного органа от того же числа. Подписал его заместитель заведующего ГУ АД В. Н. Сторожев, известный историк и издатель исторических источников. Цель визита - Д. К. Георгиевского здесь определялась более конкретно: сотрудник Главархива командирован «для вывоза по просьбе М. Ольминского принадлежащих ему печатных произведений, писем, тетрадей и т. п., хранящихся в особом сундуке у Н. С. Александрова», материалы «надлежит доставить в Москву в Комиссию по изучению истории партии и Октябрьской революции» [64].
Сообщение о том, что Д. К. Георгиевский выполняет личную просьбу М. С. Ольминского, не следует понимать буквально. Командировка сотрудника Главархива была одним из мероприятий Истпарта по сосредоточению в одном месте материалов из личных архивов выдающихся партийных работников. Проливая свет на многие вопросы партийной жизни, подпольной работы и политической борьбы, материалы таких архивов, в том числе и архива М. С. Ольминского, не были личной собственностью их владельцев, а принадлежали партии.
В отчете губархива за 1920 год отмечено, что Д. К. Георгиевский прибыл в Воронеж в конце ноября. Другие материалы делопроизводства губернского архива за этот год не раскрывают в деталях, как отыскивался архив М. С. Ольминского, хотя это делопроизводство велось образцово и отражает все события архивной жизни и работы. Вполне понятно, что сотрудники архива и работавшие рядом с ними знатоки воронежской старины В. В. Литвинов, Т. М. Олейников, С. Н. Введенский впервые услышали псевдоним партийного публициста: они чаще сталкивались с именами профессиональной исторической науки. Не зная подлинной фамилии М. С. Ольминского, они не сразу установили родственную связь его с Николаем Степановичем Александровым, старшим братом Михаила Степановича [65], и поиски пошли по ложному пути. 29 ноября заведующий губархивом К. Н. Лукьянчиков сообщил в Москву: «Личность Н. С. Александрова мне неизвестна, и никто не может сообщить о нем каких бы то ни было сведений, могущих служить путеводной звездой для розыска принадлежащего М. С. Ольминскому сундука с печатными произведениями и перепиской. Быть может, в данном случае речь идет о Николае Алексеевиче Александрове, бывшем председателе Воронежской уездной земской управы и видном общественном деятеле, принадлежавшем к партии октябри/102/стов. Прошу об этом поставить меня в известность, и я постараюсь выяснить вопрос о сундуке Ольминского путем переписки с Александровым, выехавшим из г. Воронежа и живущим ныне близ с. Успенской Хавы Воронежского уезда в Горенских Выселках, где ныне состоит священником» [66].
Настойчивые поиски все же принесли результаты. Уже после отъезда Георгиевского из Воронежа, 20 декабря 1920 года, заведующий губархивом уведомил ГУАД, что архив М. С. Ольминского найден. «Как выяснилось, — писал К. Н. Лукьянчиков, — сундук с печатными произведениями, письмами, документами и рукописями по истории партии, принадлежащий Михаилу Степановичу Ольминскому (Александрову), находится в целости в квартире брата его Николая Степановича на Перелешинской ул., в доме № 2. Прошу уведомить, следует ли выслать сундук посылкой по почте (вес его 1 пуд) или же за ним будет командирован кто-либо из Главархива» [67].
Мы привели полный текст сообщения заведующего губархивом, чтобы выяснить, что знали воронежские архивисты О. С. Ольминском после того, как разыскали его архив. Можно убедиться, что им стала известна его подлинная фамилия и круг его родственников в Воронеже. Собирая сведения о Н. С. Александрове, краеведы не могли не познакомиться с родословной М. С. Ольминского (он был выходцем из малоимущего дворянства), попутно был установлен и круг однофамильцев Александровых в городе и ближайших к нему уездах. Документ говорит о том, что К. Н. Лукьянчиков был первым посторонним, человеком, проникнувшим в тайну содержимого сундука знаменитого Галерки (литературный псевдоним М. С. Ольминского). Упомянутые в сообщении документы и рукописи по истории партии заведующий губархивом видел и, возможно, подержал в руках. Может быть, он знал об этом архиве и больше. Архив М. С. Ольминского не входил в состав губернского архивного фонда и потому был отправлен в Москву без сопроводительной описи. Невозможно ответить и на вопрос о том, когда и как материалы М. С. Ольминского были перевезены из Воронежа: забрал ли их один из инспекторов Главархива или получил сам М. С. Ольминский, посетивший Воронеж летом 1923 года и знакомившийся с политической секцией губернского архива 68. Безусловно одно: из Воронежа Истпарт получил немало ценных документов. /103/
62. Восьмой съезд РКП (б). Протоколы. М., 1959, с. 513.
63. ГАВО, ф. 441, оп. 1, д. 7, л. 48.
64. Там же, л. 50.
65. См.: О. Лежава, Н. Нелидов. М. С. Ольминский. Жизнь и деятельность. М., 1962, с. 4.
66. ГАВО, ф. 441, оп. 1, д. 7, л. 51 и об.
67. Там же, л. 54 и об.
68. Там же, д. 114, л. 92.
В.И.Чесноков. За архивной строкой // Записки воронежских краеведов. Сост. А.И.Грайворонский. Вып. 1. Воронеж, Центр.-черн. книг. изд-во, 1979. С.101-103, 174.
В одном из мартовских номеров газеты «Воронежская коммуна» за 1920 год было помещено извещение: «16
марта в 6 часов вечера скончался от сыпного тифа Стефан Егорович Зверев. Отпевание будет совершено... 19 марта в церкви университета в 9 час. утра, погребение на Новостроящемся кладбище... Служащие и друзья губернского музея, архивные работники и любители старины» [31].
Современному читателю этот глухой газетный некролог ни о чем не скажет. Разве что он задумается о том, что в 1920 году смерть от сыпного тифа в городе Воронеже была слишком распространенным явлением, да насторожит его последняя строка извещения, свидетельствующая, что покойного хорошо знали и в губернском музее, и в губархиве, и просто в кругах «неорганизованных краеведов». Несколько пространнее выглядит еще одно объявление, появившееся в губернской газете почти три месяца спустя после смерти С. Е. Зверева. «6 июня, — гласит оно, — в зале губернского музея имеет быть заседание историко-археологического общества, на котором В. В. Литвинов сделает сообщение о работах Ст. Ег. Зверева в области местной истории и археологии» [32]. Последнее объявление наводит на мысль: если представительная краеведческая организация посвящает памяти С. Е. Зверева свое заседание, то этот человек имел большие заслуги перед краеведением.
Напрасно мы стали бы искать в краеведческой литературе хотя бы самые общие сведения о С. Е. Звереве и его научных трудах по истории Воронежского края. О нем не писали ни до революции, ни в советское время. Другим исследователям воронежской старины, работавшим во второй половине XIX — начале XX столетия, «повезло» в такой же мере, за исключением тех из них, кто сотрудничал в газете «Воронежские губернские ведомости». Их биографии нашли место в исследовании Н. В. Воскресенского, опубликованном в 1888 году [33]. О С. Е. Звереве умолчала «Советская историческая энциклопедия»: отдел исследователей местной истории в ней практически отсутствует, хотя /89/ издание такого рода должно быть в первую очередь путеводителем по биографиям и трудам историков.
Единственным изданием, которое поместило короткую, в полторы строки, справку о С. Е. Звереве, был двухтомный справочник «Личные архивные фонды в государственных хранилищах СССР». Приводим ее полностью: «Зверев, Степан Егорович (ум. 1860), историк, археограф, член Воронежской губ. ученой архивной комиссии» [34]. Сотрудники Государственного исторического архива Московской области (ГИАМО), авторы столь лаконичных сведений об историке, предложили читателям справочника сложную головоломку: как мог С. Е. Зверев умереть в 1860 году членом губернской архивной комиссии, если таковые начали создаваться только в 1884 году. Если предположить, что в силу технической ошибки составителей указателя историк умер в год своего рождения, то необходимо ответить на два очередных вопроса: в каком же году действительно оборвалась жизнь С. Е. Зверева и почему его личный архив хранится в ГИАМО?
Отнеся ошибку составителей указателя к нашим слабым знаниям о дореволюционном историческом краеведении, попытаемся установить некоторые черты научной биографии С. Е. Зверева. Признаем соответствующим истине, что родился он в 1860 году, и заранее оговоримся, что наши свидетельства о нем основаны на фрагментарных и скупых архивных материалах и могут служить лишь отправными моментами в обстоятельном изучении его биографии и трудов.
В фонде воронежского губархива сохранились некоторые материалы, раскрывающие научные заслуги С. Е. Зверева. Они дают возможность судить об отдельных проявлениях его деятельности по изучению и популяризации истории родного края, о содержании и первоначальной судьбе личного архива историка.
Протоколы совета губархива сообщают о заседании совета, которое состоялось 19 марта 1920 года и было посвящено памяти С. Е. Зверева. Слушался доклад заведующего губархивом К. Н. Лукьянчикова. Текст -его не сохранился, но протокольное изложение позволяет составить общее представление об историке. Приведем эту запись полностью: «С. Е. Зверев был одним из членов-основателей Воронежской ученой архивной комиссии, работал в ней свыше 25 лет и являлся бессменным правителем дел ее. Он много потрудился по изучению и собира/90/нию старинных архивов Воронежской губернии, был деятельнейшим работником по организации губернского музея. Принимал живое участие в раскопках, которые часто давали богатые результаты, например, в 1910 году им, совместно с другими местными археологами, в так называеемых «частых курганах» под г. Воронежем была найдена знаменитая серебряная ваза греческой работы с чеканными изображениями скифов [35], а также много других интересных предметов скифской эпохи. Далее, Зверев многократно участвовал в археологических съездах, где делал доклады, после него остался ряд ученых трудов, напечатанных частью в сборниках Воронежской ученой архивной комиссии, частью в других специальных изданиях. Вообще, Зверев был одним из видных воронежских деятелей по исследованию родной старины и энергичным собирателем всякого рода памятников. Зверев являлся членом совета губархива, представлял в нем губернский музей. Похоронен он на Новостроящемся кладбище, вблизи могил Кольцова и Никитина (сейчас на месте кладбища расположен парк культуры и отдыха Ленинского района г. Воронежа — B. Ч.). Со смертью Зверева ученая архивная комиссия лишилась последнего представителя своего президиума» [36].
Можно детализировать и дополнить характеристику C. Е. Зверева-ученого, набросанную К. Н. Лукьянчиковым. Заниматься воронежской стариной и печататься историк начал в 1890 году, опубликовав «Древние акты воронежского Покровского девичьего монастыря». В 90-е годы мы видим его уже действительным членом губернского статистического комитета. Широко образованный человек, С. Е. Зверев преподавал закон божий в духовной семинарии и воронежском кадетском корпусе, а потому в его научном творчестве прослеживается устойчивый интерес к церковной истории — прошлому воронежских церквей и монастырей. Но эта тема не была единственной в его занятиях: С. Е. Зверев внес значительный вклад и в разработку гражданских тем. Известно, что он был активным участником дискуссии о времени основания города Воронежа, происходившей в 90—900-х годах [37]. Он представлял воронежское краеведение на нескольких всероссийских археологических съездах, причем на X съезде в Риге в 1896 году выступил с рефератом «Следы христианства на Дону в домонгольский период». С. Е. Зверева следует считать и родоначальником научной краеведческой библиографии в Воронеже [38]. /91/ Нас не должно смущать то обстоятельство, что в лице С. Е. Зверева священник мирно уживался с исследователем. Историческая наука в России знает немало случаев, когда образованное духовенство выдвигало из своей среды выдающихся ученых. Достаточно заметить, что выходцами из духовенства были крупнейшие буржуазные историки С. М. Соловьев и В. О. Ключевский, к этому сословию принадлежал основоположник воронежского исторического краеведения Е. А. Болховитинов, служители церкви — священники и дьяконы — встречаются и в родословной советского историка М. Н. Покровского. Из-за недостатка биографических сведений невозможно судить <» мировоззрении и общественно-политических позициях С. Е. Зверева и о том отпечатке, который накладывала на них его профессия священника. Бесспорно лишь одно: его научные интересы, обращенные в древнюю историю края, отражали общее состояние российского дореволюционного краеведения. Но и здесь мы встречаемся с необычным фактом: в последние годы своей жизни С. Е. Зверев не чуждался историко-революционных тем: в 1918 году на основе архивных материалов он выступил в ученой архивной комиссии с докладом о воронежском периоде жизни Г. В. Плеханова [39].
Вполне справедлива и характеристика С. Е. Зверева как неутомимого и способного организатора краеведческих исследований. В 90—900-х годах он был душой всех исследовательских начинаний. Его инициатива прослеживается в проведении археологических раскопок, и поисков, им же составлен первый свод археологических находок в губернии в 1863—1893 годах [40]. Он принадлежал к числу организаторов и деятельнейших сотрудников губернской ученой архивной комиссии, был фактическим составителем и редактором ее «Трудов». Под его наблюдением в комиссии был продолжен разбор и публикация воронежских древних актов.
В духе любви к воронежской старине был воспитан и сын С. Е. Зверева М. С. Звеньев (к сожалению, мы не знаем даже его имени). В марте 1920 года мы встречаем его среди сотрудников губархива, выезжавших в уезды для обследования местных архивов. Преемственная нить между отцом и сыном прервалась трагически: командированный в Нижнедевицк, М. С. Зверев по дороге заразился тифом и 17 апреля умер, пережив своего отца всего на месяц [41].
С. Е. Зверев занимался и собиранием исторических /92/ документов, о чем свидетельствует его личный архив. После смерти сына архив этот, как свидетельствует отчет губархива за май 1920 года, был передан наследниками в губернский архивный фонд. Всего поступило 38 связок бумаг [42]. В ноябре архив С. Е. Зверева разбирался А. Д. Фад-деевым, позже этим занимались В. В. Литвинов и 3. Яковлева. Любопытно, что, по свидетельству В. В. Литвинова, он еще до знакомства с архивом знал, что могут содержать бумаги С. Е. Зверева [43]. В летнюю «разборочную кампанию» 1921 года общими усилиями черновая систематизация рукописей архива была закончена. Представляется целесообразным привести здесь предварительную опись: материалы зверевского архива чрезвычайно ценны для истории края, тем более что в Воронеже они уже давно не хранятся.
В губархив фонд С. Е. Зверева поступил в связках, на которых рукой владельца бумаг были сделаны пометки самого общего содержания: вероятно, незадолго до смерти С. Е. Зверев пытался привести свой архив в порядок. Первую группу материалов представляли бумаги, принадлежавшие графу Д. Н. Толстому, в прошлом воронежскому губернатору (1859—1861 гг.), а затем председателю Общества истории и древностей российских. Их было сравнительно немного, и состояли они преимущественно из переписки Д. Н. Толстого с П. И. Мельниковым-Печерским, Ю. Ф. Самариным, И. С. Никитиным и некоторыми другими лицами. Большинство этих писем уже было опубликовано С. Е. Зверевым.
Вторая группа состояла из материалов, принадлежавших тестю Зверева, протоиерею М. И. Некрасову, впоследствии ставшему ректором московской духовной академии, и его сыну Н. М. Некрасову. Это были главным образом письма, а среди них несколько пачек литографированных лекций профессоров историко-филологического факультета Московского университета. Третью группу составляли документы, характеризующие деятельность самого С. Е. Зверева или собранные им для научной работы. Из них были выделены дела ученой архивной комиссии и губернского музея, материалы к научным докладам, в том числе выписки из архивов г. Рязани, письма к историку и его записные книжки, дело об открытии мощей св. Митрофания, адрес к 25-летию преподавательской деятельности С. Е. Зверева, письма С. Н. Марина, конспект лекции Н. Ф. Бунакова «Пушкин и Некрасов» (автограф), /93/ письма и бумаги редактора «Воронежского телеграфа» С. П. Буренина, несколько документов по истории 92-го пехотного Печерского полка. Часть материалов архива помечена в описи глухо: «Материалы по масонской ложе избранного Михаила, мемуары о смерти Павла I, бумаги майора Михнева»,44. В. В. Литвинов полагал, что в архиве С. Е. Зверева содержится переписка последнего с историками Е. Ф. Шмурло и С. Ф. Платоновым, однако в описи она не отразилась.
Архив С. Е. Зверева в том виде, как он предстал сотрудникам губархива в 1920 году, был внушительным собранием материалов по истории краеведения и культуры Воронежского края. Достаточно сказать, что только в мае — июле 1921 года В. В. Литвинов затратил на его разбор более 170 часов [43]. К сожалению, более подробной характеристики того, что собрал и хранил историк, в фонде губархива не сохранилось. Нельзя определить и общее количество документов, входивших в состав этого рукописного собрания.
Как свидетельствует делопроизводство губархива, личный фонд С. Е. Зверева в 1924 году был зарегистрирован в картотеке и хранился в Воронеже [46]. 31 декабря 1925 года, отвечая на запрос Центрархива РСФСР, губархбюро сообщило, что на учете в нем кроме личных архивных фондов С. П. Буренина, В. И. Колюбакина (председателя губернской земской управы), В. Н. Томановского (губернского предводителя дворянства), И. А. Звягинцева (члена Государственной думы), Н. И. Шидловского (камергера) и других 14 личных фондов состоит и архив С. Е. Зверева («1177 писем разных лиц к его тестю М. И. Некрасову и т. п.»).
Впоследствии следы личного архива С. Е. Зверева затерялись. Справочник «Государственный архив Воронежской области», изданный в 1961 году, не зафиксировал его среди фондов областного архивохранилища. Ценное рукописное собрание исчезло из поля зрения краеведов. И только в 70-х годах, когда вышли в свет путеводитель по Государственному историческому архиву Московской области и справочник «Личные архивные фонды в государственных хранилищах СССР», архив С. Е. Зверева объявился, но уже как собственность... ГИАМО. Как и по какой причине произошло перемещение архива из Воронежа в Москву — неизвестно. Необходимо еще и выяснить, является ли фонд С. Е. Зверева в ГИАМО, насчитываю/94/щий 21 единицу хранения, тем собранием, которое хранилось в Воронеже в 20-х годах. /95/
31. «Воронежская коммуна», 1920, 18 марта.
32. Указ. газета от 5 июня 1920 г.
33. Н. Во скресенский. Пятидесятилетие «Воронежских губернских ведомостей». Исторический очерк. Воронеж, 1888.
34. Личные архивные фонды в государственных хранилищах. СССР, т. 1, М., 1963, с. 277.
35. В настоящее время ваза хранится в Государственном Эрмитаже. Изображение её см. в кн. «Очерки истории Воронежского края», -т. 1, Воронеж, 1961, с. 18;
36. ГАВО, ф. 441, оп. 1, д. 15 а, л. 39 об.
37. С. Е. Зверев. О древнем Воронеже. «Воронежский телеграф», № 25, 1898.
38. См.: Книги, брошюры и листы воронежской печати. (Систематический указатель). Под ред. св. С.-Е. Зверева. Вып. 1. Воронеж,. 1905.
39. ГАВО, ф. 441, оп. 1, д. 15 а, л. 72 и-об.
40. С. Е. Зверев. Воронежские древности. Статистические данные о находках древних каменных и бронзовых изделий в Воронежской губернии. 1863—1893 гг. Воронеж, 1893.
41. ГАВО, ф. 441, оп. 1, д. За, л. 14 об.
42. Также, д. 48, л. 25.
43. Там же, д. 15а, л. 147 об.
44. Там же, д. 48, л. 2—7.
45. Там же, л. 15.
46. Там же, д. 115, л. 9 об.
В.И.Чесноков. За архивной строкой // Записки воронежских краеведов. Сост. А.И.Грайворонский. Вып. 1. Воронеж, Центр.-черн. книг. изд-во, 1979. С.89-95, 173.
ПО СЛЕДАМ НЕНАПИСАННЫХ ВОСПОМИНАНИЙ
В ноябре 1934 года на рабочий стол директора публичной библиотеки В. И. Ленина Владимира Ивановича Невского легло письмо с воронежским штемпелем. Сотрудники истпартотдела при Воронежском обкоме ВКП(б) сообщали, что они присоединились к всесоюзному движению по написанию истории фабрик и заводов СССР, работают над историей паровозоремонтного завода им. Дзержинского (бывших Воронежских главных мастерских Юго-Восточной железной дороги) и испытывают недостаток в источниках. «Вы, — писали истпартовцы, — принимали участие в работе первых социал-демократических кружков в Воронеже, участвовали в работе Воронежской организации РСДРП (большевиков) в период подготовки Октября и в годы гражданской войны, будучи наркомом путей сообщения, бывали в Воронежских ж.-д. мастерских» [47]. В. И. Невского просили написать нужные для воссоздания истории завода воспоминания.
В. И. Невскому уже приходилось рассказывать о некоторых эпизодах своей жизни и революционной деятельности в Воронеже, в частности, в сборнике памяти старого товарища Л. Я. Карпова [48]. Будучи уроженцем г. Ростова-на-Дону, он считал Воронеж не в меньшей степени своей родиной. Хранившиеся в памяти воронежские страницы жизни профессиональный революционер, известный в стране человек не раз намеревался развернуть в стройный и поучительный для молодого поколения рассказ, но время для мемуаров все не наступало. Жизнь В. И. Невского, перешагнувшего далеко за пятьдесят лет, была заполнена массой больших и малых, государственных и просто человеческих дел.
Письмо из Воронежа должно было ускорить реализацию замысла, который В. И. Невский, страстный поборник мемуаристики, вынашивал с начала 20-х годов. Но через три месяца в его жизни произошли трагические события, оставившие неосуществленными и эту работу, и многие другие его творческие планы.
Воспоминания В. И. Невского о Воронеже в полном виде не написаны, тысячи деталей и подробностей уже не восстановить. Но письмо, последний из сохранившихся в его архиве документов, налагает на читающего его иссле/95/дователя обязанность восстановить хотя бы сухую документальную канву повествования, которое могло выйти из-под пера старого большевика, соратника В. И. Ленина.
В конце декабря 1901 года он, тогда еще двадцатипятилетний студент Московского университета, носивший фамилию Феодосии Иванович Кривобоков, за участие в социал-демократических кружках Москвы и Ростова-на-Дону был сослан в Воронеж. Срок ссылки определялся в два с половиной года. Прямо из Таганки он попал в вагон Казанской железной дороги и через восемнадцать часов стоял на перроне воронежского вокзала, не зная, куда и к кому идти в незнакомом городе. В читальне публичной библиотеки он заметил человека лет двадцати пяти, просматривавшего книгу «Русского богатства». Познакомились; на жалобы Кривобокова, что он не знает, к кому обратиться, новый знакомый сказал: «Вот под новый год будет вечеринка, там соберется вся радикальная и поднадзорная публика, приходите и вы, там я вас познакомлю со всеми» [49].
Новый знакомый — это был Л. Я. Карпов — ввел Феодосия Кривобокова в марксистский кружок, который существовал в Воронеже с 1900 года и был основным звеном «Северного рабочего союза» [50]. Его товарищами стали О. А. Варенцова, А. И. Любимов, В. А. Носков, Н. Н. Кардашев, И. Я. Жилин, Д. Л. Бутин, Н. Н. Замятин. /96/ Нащупав след организации, охранка заслала в нее про-"вокатора. В марте 1902 года в тюрьму попала большая группа воронежских марксистов. Оставшиеся на свободе Ф. И. Кривобоков, Д. Г. Большаков и И. Э. Россоловский возродили организацию под названием «Социал-демократическая касса борьбы». Квартира Феодосия Кривобокова н его жены Л. В. Филипповой-Кривобоковой по соображениям конспирации часто меняла адрес, но постоянно была заполнена рабочими. Собрания чаще проходили под видом вечеринок, присутствовала и молодежь — гимназисты, реалисты и семинаристы. Охранка знала, что Ф. И. Кривобоков — один из руководителей «Кассы борьбы», но улик против него собрать не могла. Частые обыски не давали результатов.
В 1904 году в Воронеже был создан большевистский комитет, его руководителями были Н. Н. Кардашев, Ф. И. Кривобоков и И. Я. Жилин [81]. Они начали организовывать массовые собрания рабочих. И. В. Шауров, вступивший тогда в организацию, писал потом в книге «1905 год», что рабочие считали Феодосия Кривобокова выдающимся партийным руководителем. Многие воронежцы были обязаны ему своими первыми революционными шагами. «К фракции большевиков, — вспоминал И. Д. Баранов, — я примкнул, слушая выступления Жилина и Кривобокова» [52].
События 1905 года были особенно памятны В. И. Невскому. Начались они встречей с В. И. Лениным и Н. К. Крупской в Швейцарии, куда Ф. Кривобоков был направлен воронежским комитетом. В бурный революционный год, став агентом Бюро комитетов большинства и членом Петербургского комитета партии, Ф. И. Кривобоков объездил почти всю европейскую Россию. Появление его в Воронеже охранка зафиксировала 12 июля. Полицейские документы сообщают, что летом 1905 года он неоднократно произносил «зажигательные речи» на конспиративных собраниях и митингах, в рабочих кружках заводов Столля, Иванова, Гаусмана, железнодорожных мастерских. Он был главным организатором политических баталий с местными меньшевиками. По свидетельству архивных материалов, Бывалый (полицейская кличка Ф. Кривобокова) осенью 1905 года часто председательствовал на многолюдных собраниях и произносил речи, возбуждавшие рабочих против правительства, а на собрании в квартире А. Перелешина призвал большевиков вооружаться [53]. /97/
Вместе с рабочим Д. Г. Большаковым он был делегатом воронежских большевиков на Таммерфорсской конференции. После этого Ф. И. Кривобоков перешел на нелегальное положение, работал в Петербурге, Харькове. В 1906 году он принял партийный псевдоним Владимир Иванович Невский.
В Воронеж В. И. Невский, однако, наведывался. Здесь жила его семья, здесь были товарищи по борьбе. В один из приездов летом 1907 года он был выслежен охранкой и сослан в Вологодскую губернию. Глубокой осенью 1913 года В. И. Невский, незадолго до этого избранный в состав Русского бюро ЦК РСДРП, снова приехал в Воронеж с партийным поручением. Два месяца он водил за нос царских ищеек, и все же 5 января 1914 года его выследили и на три месяца упрятали в местную тюрьму [54]. Когда началась мировая война, В. И. Невского выслали из Воронежской губернии, объявленной на военном положении, на Урал.
Февральская буржуазная революция возвратила В. И. Невского в Петроград. К тому времени за спиной у него было одиннадцать арестов, более семи лет заключения в тюрьмах, в общей сложности двадцать лет ссылки и полицейского надзора. Ему, как члену Центрального и Петроградского комитетов РСДРП(б), было поручено вместе с Н. И. Подвойским и В. А. Антоновым-Овсеенко руководить Военной организацией ЦК.
Работая в «Военке», В. И. Невский познакомился со многими воронежцами, солдатами и рабочими. Они были среди тех, кто буквально наводнял в 1917 году помещения Военной организации и редакции газеты «Солдатская правда». Но более постоянные связи с выходцами из Воронежской губернии появились у В. И. Невского тогда, '=когда он начал работать в земляческих объединениях и на краткосрочных политических курсах в солдатском клубе «Правды», созданных для членов землячеств, через которые прошли и многие солдаты-воронежцы.
В 1917 году В. И. Невский опять приехал в Воронеж. Это было вскоре после расстрела в Петрограде 3 июля рабоче-солдатской демонстрации. Спасая от расправы руководящие кадры партии, ЦК порекомендовал В. И. Невскому выехать на время в Воронеж, снабдил его полномочиями и поручил довести до сведения воронежских большевиков сущность июльских событий и разъяснить новую тактику партии [55]. Именно к этому приезду относятся из/98/вестные выступления В. И. Невского на общем собрании Воронежской организации РСДРП(б) и перед рабочими железнодорожных мастерских. Всю свою энергию он направил на разъяснение воронежцам необходимости подготовки к вооруженной борьбе с Временным правительством. Осенью того же года, когда началась кампания по выборам в Учредительное собрание, Я. М. Свердлов собственноручно вписал фамилию Невского в список кандидатов-большевиков от Воронежской губернии [56].
Октябрьская социалистическая революция выдвинула В. И. Невского на ответственные посты в партийном и государственном аппарате. В трудное для Советской республики время (1918—1919 гг.) он возглавлял Народный комиссариат путей сообщения, был членом Совета рабоче-крестьянской обороны, Президиума ВЦИК, а позднее — ректором Коммунистического университета им. Я. М. Свердлова (1919—1920 гг.), заместителем заведующего Комиссией по истории партии и Октябрьской революции, заведующим Отделом ЦК РКП(б) по работе в деревне (1919— 1920 гг.), директором Всесоюзной публичной библиотеки им. В. И. Ленина (1925—1935 гг.). Профессор Московского государственного университета, действительный член Коммунистической академии, он стал видным историком партии и революционного движения, активным строителем советской исторической науки. В. И. Невский избирался делегатом VIII, IX и XII съездов партии, причем на VIII съезд он был делегирован воронежской парторганизацией [57]. Выполняя самую различную работу, которую поручала ему партия, он поддерживал постояйную связь с Воронежской губернией.
В архивном фонде Наркомата путей сообщения хранятся любопытные материалы, отражающие малоизвестные события обороны Воронежа в годы гражданской войны. Они свидетельствуют, что в ноябре 1918 года В. И. Невский, будучи народным комиссаром, принял непосредственное участие в предотвращении преждевременной эвакуации "Воронежа. Опасаясь внезапного захвата города красновцами, местные советские органы приняли решение о его эвакуации. Командующий 8-й армией приказал железнодорожному узлу подготовить поезда для вывоза имущества учреждений и ценного заводского оборудования. Связавшись по телефону с Реввоенсоветом республики, В. И. Невский добился отмены эвакуационных приготовлений. В Воронеж он направил телеграмму: «...Руковод/99/ствуясь распоряжением Высшего Военно-Революционного Совета Республики... Воронеж эвакуации не подлежит» [58]. Последующие события показали, что решение штаба 8-й армии было преждевременным.
В 1919—1920 годах В. И. Невский, заведуя Отделом ЦК РКП(б) по работе в деревне, несколько раз бывал в Воронеже. На крестьянской телеге, часто пешком, представитель ЦК РКП(б) направлялся от деревни к деревне, беседуя с крестьянами, выступая на сходках и митингах. Встречи с крестьянами убеждали В. И. Невского, что работа по подготовке эмиссаров Советской власти из солдат, направлявшихся домой, проведенная Военной организацией ЦК РСДРП(б) в 1917—1918 годах, принесла результаты. Одна из встреч на воронежской земле в 1920 году оставила особенно глубокий след в его памяти. «В глухой деревушке, — вспоминал он, — среди враждебно настроенного митинга крестьян вдруг берет слово какой-нибудь крестьянин и, потрясая обрывками бумаг, разъясняет, что крестьяне должны верить приехавшему оратору, так как он и есть тот человек, который еще в 1917 году советовал в газете крестьянам брать землю: обрывок бумаги был затасканный номер нашей «Солдатской правды» [59].
В. И. Невский любил Воронеж, считал его «замечательным городом» с большими революционными традициями, «колыбелью, откуда выходило немалое число социал-демократов» [60].
Деятельность Воронежской партийной организации нашла должное отражение в его историко-партийных трудах, более того, он пытался организовать сбор воспоминаний старых большевиков, которые каким-либо образом были связаны с Воронежем [61].
В. И. Невский сохранял дружеские отношения с товарищами по партийной работе, оставшимися в Воронеже: Н. Н. Кардашевым, И. Я. Жилиным, Н. Н. Исполатовым и другими. В московской квартире Невских часто останавливались приезжавшие из Воронежа друзья. Старейший соратник по революционной работе в Воронеже И. Я. Жилин по настоянию В. И. Невского переехал в Москву и стал его заместителем в руководстве Коммунистическим университетом им. Я. М. Свердлова. В начале 30-х годов в Воронеже работали историки, ученики В. И. Невского, П. Анатольев, П. Парадизов, И. Кизрин. Они как бы переняли у своего учителя эстафету живой связи с воронежской землей. /100/
47. Государственная библиотека СССР имени В. И. Ленина (впредь ГБЛ), отдел рукописей, ф. 384, оп. 55, д. 91, л. 1.
48. Л. Я. Карпов. — Сборник сатей и воспоминаний. М., 1928.
49. Там же, с, 21.
50. П. Жирнов, В. Чесноков. Доброе имя революционера. — «Подъем», 1967, № 4, с. 129.
51. ГАВО, ф. 1, оп. 1, д. 3098, л. 65.
52. 1905 год в Воронежской губернии. Воронеж, 1926, с. 105.
53. ГАВО, ф. 1, оп. 1, д. 1476, л. 40.
54. Там же, л. 84 и об.
55. П. Жирнов и В. Чесноков. Указ. статья, с. 133.
56. Там же, с. 134.
57. Там же, с. 135.
58. ЦГАНХ СССР, ф. 1884, оп. 1, д. 9, л. 3.
59. ГБЛ, отдел рукописей, ф. 384, оп. 55, д. 161, л. 3—4. /173/
60. «Пролетарская революция», 192.3, № 4, с. 314.
61. Там же. /174/
В.И.Чесноков. За архивной строкой // Записки воронежских краеведов. Сост. А.И.Грайворонский. Вып. 1. Воронеж, Центр.-черн. книг. изд-во, 1979. С.95-100, 173-174.
АРХИВ ОЛЬМИНСКОГО
К весне 1919 года относится начало широких мероприятий Центрального Комитета РКП(б) по собиранию в масштабах всей страны документов по истории Коммунистической партии и Октябрьской революции. Спасение от гибели этих важнейших исторических источников было необходимым делом: на их основе будущие исследователи могли воссоздать правдивые события великой революционной эпохи, переживаемые страной. На VIII съезде партии в марте 1919 года Секретариат ЦК обратился с призывом собирать повсеместно дореволюционные и современные партийные документы, хранящиеся как в архивах партийных организаций, так и у отдельных членов партии. «Для будущего историка великой российской революции, — говорилось в обращении, — каждая газета, каждое воззвание самой мелкой организации будет драгоценным материалом. Этот исторический материал не должен пропадать. Присылайте его нам» [62].
25 сентября 1920 года декретом за подписью В. И. Ленина была создана Комиссия по истории Коммунистической партии и Октябрьской революции (Истпарт). Она предназначалась для организации, координации и руководства работ по изучению важнейших исторических тем. Председателем комиссии был назначен М. С. Ольминский (Александров), старый большевик, выдающийся партийный публицист и историк.
Сейчас, когда биография М. С. Ольминского изучена, известно, что родился он в Воронеже, здесь же учился в гимназии. Труднее было воронежским архивистам, когда им в 1920 году пришлось заниматься поисками личного архива председателя Истпарта. Не каждый воронежец знал тогда, что М. С. Ольминский — его земляк.
В ноябре 1920 года, вскоре после образования Истпарта, в Воронеж приехал сотрудник Главархива Д. К. Георгиевский. Поскольку отделения Истпарта здесь еще не существовало, мандат, датированный 16 ноября 1920 года и подписанный заместителем Наркома просвещения и председателем отдела Истпарта по истории Октябрьской революции М. Н. Покровским, он предъявил в губархиве. В документе значилось, что Д. К. Георгиевский «командируется в г. Воронеж для вывоза в Москву архивных материалов, необходимых Комиссии по изучению истории партии и Октябрьской революции» [63].
Одновременно в губархиве получили уведомление глав/101/ного архивного органа от того же числа. Подписал его заместитель заведующего ГУ АД В. Н. Сторожев, известный историк и издатель исторических источников. Цель визита - Д. К. Георгиевского здесь определялась более конкретно: сотрудник Главархива командирован «для вывоза по просьбе М. Ольминского принадлежащих ему печатных произведений, писем, тетрадей и т. п., хранящихся в особом сундуке у Н. С. Александрова», материалы «надлежит доставить в Москву в Комиссию по изучению истории партии и Октябрьской революции» [64].
Сообщение о том, что Д. К. Георгиевский выполняет личную просьбу М. С. Ольминского, не следует понимать буквально. Командировка сотрудника Главархива была одним из мероприятий Истпарта по сосредоточению в одном месте материалов из личных архивов выдающихся партийных работников. Проливая свет на многие вопросы партийной жизни, подпольной работы и политической борьбы, материалы таких архивов, в том числе и архива М. С. Ольминского, не были личной собственностью их владельцев, а принадлежали партии.
В отчете губархива за 1920 год отмечено, что Д. К. Георгиевский прибыл в Воронеж в конце ноября. Другие материалы делопроизводства губернского архива за этот год не раскрывают в деталях, как отыскивался архив М. С. Ольминского, хотя это делопроизводство велось образцово и отражает все события архивной жизни и работы. Вполне понятно, что сотрудники архива и работавшие рядом с ними знатоки воронежской старины В. В. Литвинов, Т. М. Олейников, С. Н. Введенский впервые услышали псевдоним партийного публициста: они чаще сталкивались с именами профессиональной исторической науки. Не зная подлинной фамилии М. С. Ольминского, они не сразу установили родственную связь его с Николаем Степановичем Александровым, старшим братом Михаила Степановича [65], и поиски пошли по ложному пути. 29 ноября заведующий губархивом К. Н. Лукьянчиков сообщил в Москву: «Личность Н. С. Александрова мне неизвестна, и никто не может сообщить о нем каких бы то ни было сведений, могущих служить путеводной звездой для розыска принадлежащего М. С. Ольминскому сундука с печатными произведениями и перепиской. Быть может, в данном случае речь идет о Николае Алексеевиче Александрове, бывшем председателе Воронежской уездной земской управы и видном общественном деятеле, принадлежавшем к партии октябри/102/стов. Прошу об этом поставить меня в известность, и я постараюсь выяснить вопрос о сундуке Ольминского путем переписки с Александровым, выехавшим из г. Воронежа и живущим ныне близ с. Успенской Хавы Воронежского уезда в Горенских Выселках, где ныне состоит священником» [66].
Настойчивые поиски все же принесли результаты. Уже после отъезда Георгиевского из Воронежа, 20 декабря 1920 года, заведующий губархивом уведомил ГУАД, что архив М. С. Ольминского найден. «Как выяснилось, — писал К. Н. Лукьянчиков, — сундук с печатными произведениями, письмами, документами и рукописями по истории партии, принадлежащий Михаилу Степановичу Ольминскому (Александрову), находится в целости в квартире брата его Николая Степановича на Перелешинской ул., в доме № 2. Прошу уведомить, следует ли выслать сундук посылкой по почте (вес его 1 пуд) или же за ним будет командирован кто-либо из Главархива» [67].
Мы привели полный текст сообщения заведующего губархивом, чтобы выяснить, что знали воронежские архивисты О. С. Ольминском после того, как разыскали его архив. Можно убедиться, что им стала известна его подлинная фамилия и круг его родственников в Воронеже. Собирая сведения о Н. С. Александрове, краеведы не могли не познакомиться с родословной М. С. Ольминского (он был выходцем из малоимущего дворянства), попутно был установлен и круг однофамильцев Александровых в городе и ближайших к нему уездах. Документ говорит о том, что К. Н. Лукьянчиков был первым посторонним, человеком, проникнувшим в тайну содержимого сундука знаменитого Галерки (литературный псевдоним М. С. Ольминского). Упомянутые в сообщении документы и рукописи по истории партии заведующий губархивом видел и, возможно, подержал в руках. Может быть, он знал об этом архиве и больше. Архив М. С. Ольминского не входил в состав губернского архивного фонда и потому был отправлен в Москву без сопроводительной описи. Невозможно ответить и на вопрос о том, когда и как материалы М. С. Ольминского были перевезены из Воронежа: забрал ли их один из инспекторов Главархива или получил сам М. С. Ольминский, посетивший Воронеж летом 1923 года и знакомившийся с политической секцией губернского архива 68. Безусловно одно: из Воронежа Истпарт получил немало ценных документов. /103/
62. Восьмой съезд РКП (б). Протоколы. М., 1959, с. 513.
63. ГАВО, ф. 441, оп. 1, д. 7, л. 48.
64. Там же, л. 50.
65. См.: О. Лежава, Н. Нелидов. М. С. Ольминский. Жизнь и деятельность. М., 1962, с. 4.
66. ГАВО, ф. 441, оп. 1, д. 7, л. 51 и об.
67. Там же, л. 54 и об.
68. Там же, д. 114, л. 92.
В.И.Чесноков. За архивной строкой // Записки воронежских краеведов. Сост. А.И.Грайворонский. Вып. 1. Воронеж, Центр.-черн. книг. изд-во, 1979. С.101-103, 174.
