Сталин и Борман
Nov. 5th, 2014 11:13 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
voencomuezd22 мая 1918 г. в Киеве начались переговоры между Украиной и Советской Россией. По утверждению ярославского историка В. П. Федюка, переговоры эти были инициированы немцами, заинтересованными в стабильности своего тыла. К тому же Брестский договор предусматривал необходимость заключения мира между РСФСР и Украиной и прекращение между двумя странами боевых действий.Советская делегация во главе с Х. Г. Раковским, Д. З. Мануильским и И. В. Сталиным располагалась в гостинице «Марсель» на пятом этаже.
...По словам А. А. Бормана, Раковский активно выступал за возвращение флота (специфика ситуации заключалась в том, что корабли находились в Севастополе под непосредственным контролем немцев, а не украинцев), в то время как Сталин говорил о том, что лучше обменять флот на какую-нибудь территорию. «Вопрос о Черноморском флоте поднимался на этих совещаниях неоднократно. Однажды Раковский для поддержки в споре с морскими экспертами о флоте обратился к Сталину.
— Тов. Сталин, нам же необходим Черноморский флот, мы же не можем уступить его в обмен на какую-нибудь территорию.
На этих совещаниях Сталин обычно молчал. Он сидел в кресле, откинувшись на спинку, и точно отсутствовал.
— Зачем нам сейчас этот флот. Лучше обменяем его на какую-нибудь губернию, — коротко изрек он и замолчал. Раковский внимательно посмотрел на народного комиссара по национальностям и с нескрываемым высокомерием сказал:
— Вы, тов. Сталин, не понимаете этого вопроса. У вас недостаточно ясные государственные и дипломатические идеи. Вам необходимо заняться изучением международных вопросов. Сталин ничего не ответил, взглянул на Раковского звериным взглядом и опустил глаза. В течение этих заседаний в бывшем предводительском кабинете [речь идет о переговорах в Курске, предшествующих официальным российско-украинским переговорам. — А. П.] Раковский еще два раза при нас всех обривал Сталина.
Если бы он тогда знал, во что это ему обойдется…», — вспоминал Борман. (BAR. A. A. Borman memoirs. P. 142. Предоставлено С. Машкевичем (Нью-Йорк)).
Пученков А. С. Украина и Крым в 1918 — начале 1919 года. Очерки политической истории. — СПб.: Нестор-История, 2013. С.60-61
Если честно, я бы с осторожностью подходил к воспоминаниям. Тем более, что этот Борман "выполнявший обязанности эксперта по торговым вопросам в ее составе сын кадетской деятельницы А. В. Тырковой-Вильямс белогвардейский шпион".
Спустя пару месяцев Сталин все же честно выполнил поручение Ленина, отправив в Севастополь телеграммы с требованием не отдавать флот немцам. Видимо, не так уж ему была его судьба безразлична.
О книге надо будет написать отдельно.
P.S. К слову. Книга Клементьева "В большевицкой Москве" нашлась на сахаровском центре: http://www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=book&num=19
Очень рекомендую, почитайте как-нибудь целиком. Уморительнейшее, уморительнейшее чтиво!
Хозяйка металась от кухни к нам. А мы по одной, по другой — и бутылочку вытянули. Наговорили, чего сами не помним. Конечно, поспорили, поругались, помирились, поцеловались. Словом, дружба наладилась; как к себе вернулся — не помню.
Проспал я эту ночь беспросыпно; очнулся от пьяного обморока на чуть начавшейся серости неторопливого рассвета. Состояние было беспомощно-отвратительное. Голова у меня лопалась от боли. И весь я так разбит, так все во мне ныло, болело, казалось, что на мне всю ночь цепами рожь молотили. Но все бы это ничего — пережить можно; хуже то, что никак не могу вспомнить, о чем мы со Степаном говорили за выпивкой. А говорили, конечно, много, ведь пили и пили, без конца.
— Помереть бы! — кинул я голову на стол и заплакал. — Вот как мы за Россию боремся!..
Плакал да плакал я и, вероятно, опять вздремнул.
Очнулся от сильных толчков и резкого запаха, должно быть, нашатыря. От него я закашлялся, зачихал и открыл глаза.
Надо мной стоял доктор и держал стаканчик.
— Выпейте залпом, Иван Леонтьевич! Легче станет! Неверной рукой я за стаканчик — и в рот. Глотнул, закашлялся, а по телу пошла приятная теплота. Я по-настоящему открыл глаза. И все ясней и ясней становилось в голове. Только стыдно, очень стыдно и неловко было не только перед доктором, но перед всем, что попадало на глаза.
— Извините, Николай Сергеевич. Объединились мы со Степаном очень сильно — совсем пьяным я оттуда ушел.
— Да это нужно было, только вы чересчур хватили. Поди, ничего не помните, что говорили.
Кое-что я все-таки помнил. И рассказал доктору, что Степан подал заявление и ждет извещения о приеме в партию. Чтобы заминки не произошло, он образа спрятал. И жена воюет с мужем из-за икон, но в партию тоже подала заявление о приеме.
— Все это очень неприятно. Вероятно, долго мы не продержимся здесь. Но очень хорошо, что все обнаружилось. Из-за этого стоило напиться даже до чертиков. Ложитесь и отсыпайтесь! — хлопнул меня по плечу доктор.
...По словам А. А. Бормана, Раковский активно выступал за возвращение флота (специфика ситуации заключалась в том, что корабли находились в Севастополе под непосредственным контролем немцев, а не украинцев), в то время как Сталин говорил о том, что лучше обменять флот на какую-нибудь территорию. «Вопрос о Черноморском флоте поднимался на этих совещаниях неоднократно. Однажды Раковский для поддержки в споре с морскими экспертами о флоте обратился к Сталину.
— Тов. Сталин, нам же необходим Черноморский флот, мы же не можем уступить его в обмен на какую-нибудь территорию.
На этих совещаниях Сталин обычно молчал. Он сидел в кресле, откинувшись на спинку, и точно отсутствовал.
— Зачем нам сейчас этот флот. Лучше обменяем его на какую-нибудь губернию, — коротко изрек он и замолчал. Раковский внимательно посмотрел на народного комиссара по национальностям и с нескрываемым высокомерием сказал:
— Вы, тов. Сталин, не понимаете этого вопроса. У вас недостаточно ясные государственные и дипломатические идеи. Вам необходимо заняться изучением международных вопросов. Сталин ничего не ответил, взглянул на Раковского звериным взглядом и опустил глаза. В течение этих заседаний в бывшем предводительском кабинете [речь идет о переговорах в Курске, предшествующих официальным российско-украинским переговорам. — А. П.] Раковский еще два раза при нас всех обривал Сталина.
Если бы он тогда знал, во что это ему обойдется…», — вспоминал Борман. (BAR. A. A. Borman memoirs. P. 142. Предоставлено С. Машкевичем (Нью-Йорк)).
Пученков А. С. Украина и Крым в 1918 — начале 1919 года. Очерки политической истории. — СПб.: Нестор-История, 2013. С.60-61
Если честно, я бы с осторожностью подходил к воспоминаниям. Тем более, что этот Борман "выполнявший обязанности эксперта по торговым вопросам в ее составе сын кадетской деятельницы А. В. Тырковой-Вильямс белогвардейский шпион".
Спустя пару месяцев Сталин все же честно выполнил поручение Ленина, отправив в Севастополь телеграммы с требованием не отдавать флот немцам. Видимо, не так уж ему была его судьба безразлична.
О книге надо будет написать отдельно.
P.S. К слову. Книга Клементьева "В большевицкой Москве" нашлась на сахаровском центре: http://www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=book&num=19
Очень рекомендую, почитайте как-нибудь целиком. Уморительнейшее, уморительнейшее чтиво!
Проспал я эту ночь беспросыпно; очнулся от пьяного обморока на чуть начавшейся серости неторопливого рассвета. Состояние было беспомощно-отвратительное. Голова у меня лопалась от боли. И весь я так разбит, так все во мне ныло, болело, казалось, что на мне всю ночь цепами рожь молотили. Но все бы это ничего — пережить можно; хуже то, что никак не могу вспомнить, о чем мы со Степаном говорили за выпивкой. А говорили, конечно, много, ведь пили и пили, без конца.
— Помереть бы! — кинул я голову на стол и заплакал. — Вот как мы за Россию боремся!..
Плакал да плакал я и, вероятно, опять вздремнул.
Очнулся от сильных толчков и резкого запаха, должно быть, нашатыря. От него я закашлялся, зачихал и открыл глаза.
Надо мной стоял доктор и держал стаканчик.
— Выпейте залпом, Иван Леонтьевич! Легче станет! Неверной рукой я за стаканчик — и в рот. Глотнул, закашлялся, а по телу пошла приятная теплота. Я по-настоящему открыл глаза. И все ясней и ясней становилось в голове. Только стыдно, очень стыдно и неловко было не только перед доктором, но перед всем, что попадало на глаза.
— Извините, Николай Сергеевич. Объединились мы со Степаном очень сильно — совсем пьяным я оттуда ушел.
— Да это нужно было, только вы чересчур хватили. Поди, ничего не помните, что говорили.
Кое-что я все-таки помнил. И рассказал доктору, что Степан подал заявление и ждет извещения о приеме в партию. Чтобы заминки не произошло, он образа спрятал. И жена воюет с мужем из-за икон, но в партию тоже подала заявление о приеме.
— Все это очень неприятно. Вероятно, долго мы не продержимся здесь. Но очень хорошо, что все обнаружилось. Из-за этого стоило напиться даже до чертиков. Ложитесь и отсыпайтесь! — хлопнул меня по плечу доктор.
