Хе, забавно. Наткнулся на хорошем сайте на воспоминания о отце Керенского в период его работы в Ташкенте. Этот тот самый Керенский, директор училища, в котором учился Ленин. Уже как-то сталкивался со строками о нем, в сборнике "О Ленине - правду", который сам же и сканировал. Керенский был единственный педагог, который поставил молодому Ульянову четверку. По логике. Судя по воспоминаниям современников, был формалист, придира и необщительный человек. Революционному движению, конечно, не сочувствовал. Закончилось тем, что будущий герой ПМВ Самсонов в бытность генерал-губернатором Туркестана оказался недоволен работой Ташкентского училища и карьера керенского закатилась - вернулся на родину и прожил остаток дней в отставке.
А вот воспоминания его коллеги Остроумова, записанные в 1927-28 гг.
http://www.archive.gov.tatarstan.ru/magazine/go/anonymous/main/?path=mg:/numbers/2009_1/06/02/Как опытный службист с закваской толстовского классического режима3 и как бывший директор Симбирской гимназии4, по последней должности во внутренней России, Керенский приобрел административный навык в управлении классической гимназией, а как преподаватель русского и латинского языков в этой школе, считал себя опытным педагогом, стремился проводить свои административные навыки и методические приемы преподавания в туркестанских учебных заведениях, преимущественно в гимназиях.
К народным училищам он относился с меньшим интересом, а в инородческом (мусульманском) образовании был некомпетентен. Как личный докладчик ген[ерал]-губернаторам всех распоряжений Министерства нар[одного] просвещения и представлений начальников учебных заведений в крае, он пользовался авторитетом и был властным руководителем русского учебного дела в Туркестане, особенно при бароне Вревском и ген[ерале] Иванове5.
По личному характеру он был выдержан и необщителен, а в то же время самомнителен, считал местных педагогов при себе по уму и по знаниям, хотя и не обнаруживал обширной эрудиции даже в специальных предметах, которые преподавал в российских гимназиях. И в области общего философского и литературного развития он особенно не выделялся и не высказывался. Невеликое по сравнению к наружному облику6, Керенский был молчалив и неискренен и в редких разговорах со мной называл то или другое имя известных в Европе ученых, не распространяясь об их научных взглядах. Особенно он избегал критики правительства и министерских распоряжений, хотя переживал самое критическое время.
Имя сатирика Салтыкова-Щедрина он никогда не упоминал, и я затрудняюсь сказать, каких политических воззрений он придерживался. Близко знавший его по службе в Казани Бобровников отозвался о нем, как о чиновнике, способном применит[ь]ся ко всякому государственному режиму (я не хочу повторять сказанное Бобровниковым существительное), а преемник Керенского четвертый главный инспектор Соловьев сказал, что помнит его не с одобрительной стороны.И т.д. - нелицеприятно, но в целом более-менее объективно. Поправку на год написания воспоминаний тоже, коненчо, нужно делать.
Кажется, я понимаю Ильича...