Кавказский патронташ

По оружию я не спец - просто не интересно. Но однажды попался такой отрывок в мемуарах оджного из партизан кавказского вожака Гикало: "В этот день был убит Шерипов Асланбек. Его родственник показал мне винтовку Асланбека, с пристроенным магазином для 25 патронов. Я впервые видел такую русскую винтовку".

Я, лопух, грешным делом, подумал сперва, что речь идет скорее всего о автомате Федорова. Позже подкинули версию о немецком 25-тизарядном Маузере. Сложно, конечно, сказать, как автомат, выпускаемый в ограниченном размере преимущественно для крепостных гарнизонов и авиации, попал на Кавказ, но чего на свете не бывает. Грузия всё-таки рядом была... А так - красивая штучка, на портрете кавказского партизана смотрелась бы неплохо.



Однако уважаемый самарец на сибирском форуме подал гораздо более правдоподобную версию.
"Речь несомненно идёт об образце стрелкового оружия русского производства. Автомат Фёдорова отпадает, так как магазин у него приставной или вставной - оба термина использовались одновременно до начала 40-х годов прошлого века. Имелись постоянно-приставные магазины на однозарядных винтовках, но максимальное количество патронов в них было - 12 шт. и на вооружение они приняты не были, хотя и испытывались на "Бердане № 2". И, наконец, пристроенные к цевью однозарядной винтовки ускорители заряжания, которые могли изготавливаться даже в кустарных условиях. Скорее всего это была винтовка "Бердан № 2" с ускорителем заряжания".

Сам ускоритель заряжания - был похож на открытый охотничий патронташ и крепился горизонтально к цевью винтовки при помощи металлических скоб. Количество патронов в ускорителе было обычно от 5 шт. до 10 шт. После выстрела стрелок открывал затвор, из ускорителя рукой брал патрон, клал в приёмник и затвор досылался вперёд. Ускорители заряжания используются до сих пор снайперами разных стран при использовании винтовок с продольно-скользящим затвором ( в США в USMC на винтовках Ремингтон 700 ), правда в современных ускорителях максимум 5 патронов и крепятся они к прикладу.
Уважаемый самарец поделился даже рисунком такого ускорителя.



В общем, оригинально было увидеть, как традиции партизанской войны на Кавказе зарождались целые столетия назад. Наверняка во время Кавказской войны повстанцы тоже что-то оригинальное выдумывали - да период мне не интересен.

Три составляющих красконства

Наше население, которое стонет от целого груза социальных проблем, видит, однако, преимущественно эффектную оболочку существующих противоречий. Одной из таких оболочек вляется "кавказский вопрос". Сложная и очень трудная проблема распроостраняется практически на всё отсальное. Допустим, где-то кого-то ограбили, убили, избили. Это плохо, конечно. Но стоит поучаствовать в этом кавказцам (хотя бы едиинчным, как в Сагре), тут же начинается вой о "кавказских бандитах". Никого не волнует, что в подавляющем числе случаев кавказцы и русские перемешаны друг с другом. Этнопреступность упорно попадает в поле зрения народа чаще обычной "русской" преступности.
Однако, даже возмущаясь против "кавказского беспредела", народ на деле заботится об исключительно социальных проблемах. Сами кавказцы и "чурки" мало кого заботят. Беспокоит народные слои их роль в преступности. Народ не осознаёт того, что этнопреступность лишь вопрос болезненного врастания этноса в общества. Народ не хочет хулиганств и избиений - и вот в поле его зрения кавказцы-бандиты ии Сагра. Народ не хочет ограблений и убийств - и ужасается преступности чеченских анклавов. Народ хочет рабочих и торговых мест - и вот сыпятся ксенофобские обвинения против мигрантов на рынках и на черных работах. Убийц болельщика Свиридова отпустили не из-за национальности, а из-за взятки - но обыватель видит лишь "кавказцев" и одобряет Манежку. Как и в большинстве случаев, причина национальной нетерпимости не в национальности, а в социальном. Понятно, что именно социальную (а значит, и политическую) систему и надо изменить. Власть, разумеется, на это не пойдёт никогда, и в качестве отмазки ловко использует всякие комиссии против "экстремизма", комитеты по "культурному и религиозному примерению", проповедь национально-конфессиональной терпимости и т.д. Всё это лишь рябь на поверхности воды, пустые слова без содержания, которые не меняют сущность глубинной составляющей. Поэтому так Кремль может одновременнно потворствовать национальному напряжению и одновременно сохранить маску "антинационалиста". Неслучайно же многие обыватели искренне возмущаются, что Кремль "продался Кавказу". Обыватель не видит, что Кремль платит не кавказу, а его правителям. Сами "кавказцы" при этом также бедны, как и все, и потому мигрируют в Москву, где быстро начинают заниматься преступностью.
Естественно, это влечет за собой ксенофобию и нетерпимость. В более мягком варианте распространяется чувство "ущербной России" и желание "Великой Державы", "сильной страны".
Одновременно народ не настолько слеп, чтобы не видить, что корень зла в нынешних проблемах - отжившая система продажного чиновничества и буржуазии: все эти едросы, депутаты, думцы, банкиры, олигархи, газпромовцы и пр. и пр. Боясь "кавкасзкой угрозы", народ всё-таки на первое место ставит собственные социальные нужды: ЖКХ, зарплаты, медицину, правопорядок, труд и т.д. Все более очевидным становится, что власть это решать не может и не хочет. Наоборот, оно затягивает уже этот узел проблем и ставит народ на грань выживания. Отсюда популярность социалистических или хотя бы сколько-нибудь левых лозунгов. Правда, популярны они преимущество либо среди молодёжи, либо среди стариков из СССР. "Средний обыватель" либо слишком хорошо помнит дефицит при коммунистах, либо чурается политических лозунгов вообще. Тем не менее, подобные лозунги социальной справедливости ("Дома - жильцам!", "Достойных зарплат!") медлено приобретают популярность. Как-никак социальная несправедливость всегда порождает определённое полевение. Другое дело, что ксенофобия, обывательщина и узость политического кругозора неизбежно порождают крайн извращёные социалистические мировоззрения, социал-шовинизм, прежставленный в многочисленных левых сектах - (стороники пресловутой "Красной Империи" и т.д.).
Народ желает избавления. Но как? От кого? Своими собственными силами он этого сделать не может или не хочет. Одни слишком стары и боятся за нажитое непосильным трудом. Молодёжь наоборот, либо надеется выжить, либо в растерянности. В результате общество озлоблено, но пассивно. Мелкий обыватель не решается на радикальную борьбу, и стремится не бороться, а выжить. Каждый сам за себя. Особого доверия к общественым организациям, которые защищают права граждан, при этом нет. Согласно всем соцопросам, доверие людей к подобного рода движениям крайне мало, так как они не сотносят себя с теми, кто занимается этим профессионально. По их мнению, такие деятели занимаются своей деятельности ради выгоды. Это особенно интересно на фоне тех же опросов, показывающих, что сами проблемы политики весьма интересуют население. Однако политические вопросы такие люди обсуждают исключительно в середе родных и знакомых ("разговоры на кухнях").
Так как ни на себя, ни на общество надежды нет, то идеальным выходом представляется приход "сильной руки" - этакий "добрый царь", который придёт и накажет злых бояр. "Добрый царь" в лице Путина, правда, уже пришёл, но то ли бояр он приструнить не сумел, то ли не собирался, но народ это ничему не научило.
В общем-то, отсюда понятно, откуда такая популярность красконов, и особенно Сталинистов. "Государственное мышление" ("Красная Империя", "русская монархия, "сильная Россия"), социалистические лозунги и "сильная рука" Сталина - вот три составляющие, которые дают популярность усатым билбордам и бюстам. Довольно смешно поэтому выглядит гордость сталинистов, заявляющих "вот видите, народ не забыл своего деятеля!"
При этом популярность "правых" (фаши-, наци-, ксено-, соборо-, православно- и т.д.) тоже ощутимо растёт. Правда, пока не заметно, чтобы отечественные фашики активно использовали традиционную для фашистов риторику социал-популизма. И, пожалуй, только это сдерживает пока рост их популярности.