voencomuezd (![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
voencomuezd) wrote2013-10-11 10:41 am
voencomuezd) wrote2013-10-11 10:41 am
Entry tags:
Уфимские железнодорожники. 1918
Я сейчас помаленьку выписываю из "Вологодских известия" кое-какие свидетельства прессы о "белом лагере", которые там попадаются. Но одна корреспонденция показалась мне настолько характерной, что я решил ее отложить отдельно.
Речь о взятии Уфы чехословаками и что там было дальше. Данная статья весьма выпукло отражает характерные для сер. 1918 г. процессы, которые были на Урале: падение доверия к большевикам у рабочих, особенно эсеровски настроенных, их бунт в связи с подходом белых, а потом попытка организации "независимого", эсеро-меньшевистского, учредиловского представительного органа. Так было и в Уфе, где профсоюз железнодорожников после эвакуации большевиков организовал вооруженный отряд в 230 человек и начал арестовывать неугодных. Но потом, когда пришли чехословаки и русские белогвардейцы, настроения сменились на противоположные. Стоит, кстати, учесть, что железнодорожники, смыкающиеся с управляющим классом, чаще других высказывали недовольство большевиками и были эсеровски заражены. Все это советская корреспонденция весьма верно подмечает.
УФА ПОСЛЕ ЗАНЯТИЯ ГОРОДА ЧЕХОСЛОВАКАМИ
Падению многих городов на т. н. чехословацком фронте способствовала «викжелистая» политика железнодорожников, среди которых образовался довольно прочный слой «аристократии» рабочих, льнущей к соглашателям и их политике. Этот слой рабочих (в сущности типично чиновничий старого строя) изменяет делу рабочего класса, всячески — косвенно и прямо — вредит ему, предастся на сторону чехо-словаков, мешая операциям Советских войск, встреча чехо-словаков с белыми флагами, а иногда — с хлебом-солью. Так было в Самаре, так было и в Уфе.
Этот тонкий, но довольно влиятельный по своему положению, слой рабочих и есть та «рабочая база» правых с.-р. и меньшевиков, которая дает последним возможность еще говорить от имени рабочих. По психологии своей, это определенная группа карьеристов и шкурников.
Скоро поняли это и чехо-словаки. Из Самары чехо-словаки привезли в качестве «пленника» уфимца, стоявшего во главе ж. д. С.-Зл. организации, захваченного в Самаре, товарища Вавилова и предложили уфимским железнодорожникам взят, его на поруки. Уфимские железнодорожники струсили и отказались от этого предложения. Тогда чехо-словаки назвали их «шкурниками», заявили, что железнодорожники лишены самых элементарных товарищеских чувств. Т.-е. отношения между железнодорожниками и чехо-словаками был в тот же день испорчены, причем, чехословаки же внесли разлад в среду жел.-д. рабочих, т. к. огромная часть была недовольна поступками заправил, не взявших Вавилова на поруки, и считала вполне справедливой реплику чехо-словацких солдат.
«Заправилы» же продолжали отличаться. Они первые же начали массовые обыски и аресты большевиков, и членов Совета Рабочих Депутатов. Тем более, что принадлежность к Совдепу может быть легче учтена, чем партийное «вероисповедание». Число арестованных в первый же день до 3-х часов дня доходило до 150 человек, к концу дня — до 300. Число обысков не поддается никакому учету, тем более, что они повсюду происходили не менее 3-х раз: в первый раз обыскивали ж.-д-ки, во второй раз чехо-словаки, и третий раз белогвардейцы. Обыски сопровождались разгромом квартир, разграблением имущества, так что многие семьи буквально пущены по миру. Либеральная часть общества стала возмущаться. Обыски и разгромы не прекращались. Первыми с протестом публично выступили меньшевики. В первый день вступления чехо-словаков они приняли участие в «общем» торжестве. Наскоро созванная в прежнем составе (понятно, за исключением левых с.-р. и большевиков) городская дума, несмотря на то, что она сама себя распустила по всем правилам «конституции», приветствовала чехо-словаков, как избавителей от большевиков. Это приветствие произнес избранный на этом заседании председателем думы, присяж. повер. И. А. Ахмятов, лидер местных меньшевиков. Так патриот-оборонец, стоявший за войну при самодержавии, приветствует иноземцев, наводящих «порядок» в чужой стране, приветливо встречает дутовских казаков, как «носителей свободы».
Два дня Уфа, как в угаре. Повсюду митинги, бесконечные речи. Для управления избирается пятерка исключительно из правых эсеров. Командиром назначается чехо-словак. В качестве «3-го элемента» (секретарями штабов, комендатур, управлений и т. д.), с восторгом и энтузиазмом работают меньшевики, желающие «и капиталец приобрести, и невинность соблюсти». А тем временем открываются частные банки, владельцам возвращаются предприятия, происходит «денационализация» промышленности, объявляется свобода торговли, уничтожаются твердые цены, восстанавливаются в прежнем виде правительственные, казенные учреждения с прежним составом служащих, с прежними рангами, штатами, субординацией, и... и происходят бесконечные непрекращающееся обыски, разгромы, разграбления. Ведь, зловредных рабочих и городской бедноты много сразу основательно не обыщешь!
М-ки в думе требуют прекращения обысков, прекращения белого террора. Но последнее стало массовым психозом, постановлением, думской резолюцией, явления не устранишь. Тогда м-ки становятся в позу «рыцарей без страха и упрека» и заявляют, что они... уходят со всех ответственных постов.
Это подливает масло в огонь. Белогвардейцы начинают коситься на них, и, мало стесняясь, выражают определенно свое отношение к рабочему движению.
Ж.-д-ки реагируют на это более прямолинейно, чем меньшевики, и с выражением протеста совсем выходят из состава думы.
Это действует и на рабочих, считающих себя «центром» с.-р. Они начинают в думе угрожать кадетам за их слишком задорный тон и агрессивный курс, и просят не забывать, что рабочий класс еще не умер, угрожают... возможностью и своего ухода. (Речь Шеломенцова)
Меньшевистский «Голос Рабочего» и право с-ровский «Социалист-Революционер» переходят в оппозицию, неизвестно к кому, тем более, что у власти остаются правые с.-р., и одному из них, в виду тревожного состояния, некоему Гиневскому, вверяются почти диктаторские полномочия.
Эти полномочия даются гражданскими, но не военными властями, т. е., власть раздвоена. Белогвардейцы, казаки, чехословаки знают свое дело. Пусть немного поболтают либералы, и даже потешатся величайшей властью диктатора, разумеется, на бумаге, по форме, но не на деле.
А тем временем военные власти собираются с силами, концентрируют у себя действительную; реальную силу. Для этого они, прежде всего издают приказ о разоружены ж.-д. рабочих. Этот приказ вызывает возмущение у ж.-д.-ов. Они обнаруживают нескольких офицеров-золотопогонников, срывают с них погоны, но реальная сила не на их стороне: в результате ж. д. разоружены. Пожали, что посеяли. Но этим лиха беда ж.-д. не окончилась: разоружив ж.-д., власти издали приказ, что жалование ж.-д. будет оплачиваться по ставкам 1917 г. (ставкам Керенского), т. е. фактически уменьшается на 100 руб. в месяц каждому. Так с.-р. и чехо-словаки возмутили против себя даже и «шкурников».
Научит ли этот предметный урок прочих ж.-д-ков Советской России или они еще будут «викжелиться».
Не удивительно после этого сильное полевение ж.-д-ков. Они затосковали по большевикам! Когда на одном из собраний председательствовавший м-к Хаустов (быв.член последней Государственной Думы), чтобы вразумить разбушевавшееся собрание и пристыдить (!) его, выкликнул: «Видно мы не можем разрешить вопроса без большевиков; не пригласить ли нам их», — неожиданно для него собрание восторженно стало реагировать на возможность приглашения большевиков. Нет ничего удивительного после этого, что на всех рабочих съездах, собранных (ж.-д. ф.-зав.) впервые 2-3 дня, созывавшихся м-ками и правыми c.-р., на которые приезжало едва половина членов, вопрос о власти Учред. Собр. или Советам разрешался в пользу последних громадным, порой подавляющим большинством голосов.
А события шли своим чередом. Митинги прекратились. Над городом повисли тучи. Партизанские рабочие отряды не давали мирно спать обывателю, напоминая ему о с.-р-вско-чехословацко-белогвардейской власти. Иногда эти отряды спускались с гор, образовывали большой кулак и давали большие бои, тянувшиеся день-два-три, с орудийными залпами, с грохотом орудий. Это смущает чехо-словацкие массы, озлобляет белогвардейцев и вселяет радость в сердца бедняков.
А бедняку стало очень плохо. По сообщении прав. с.-ровского «Соц.-Рев.», низшим служащим, швейцарам, дворникам и т. д. [жалование] сокращается до 30-40 рублей в месяц, согласно окладам царских времен. В одном учреждении, упраздненном большевиками и восстановленном нами, — пишет «Соц.-Рев.», не называя этого учреждения, — поставленный во главе начальник велит титуловать себя не иначе, как «ваше превосходительство» — и тыкает направо и налево. В той же передовице «Соц.-Рев.» говорит о каком-то случае сечения розгами, опять не называя места, и делает выводы о необходимости бороться с реакцией поднявшей голову, обнаглевшей, мечтающей о реставрации.
Если уже правые с-ры так заговорили, то что же должны почувствовать рабочие и бедняки. Они с радостью узнают о начавшейся народной партизанской войне с чехо-словаками и белогвардейцами, они сами перебегают туда и становятся в ряды бойцов, в ряды дружинников.
Хватит ли последних надолго в этой неравной борьбе с хищниками, прекрасно организованными, имеющими верный командный состав? Это зависит от Москвы, Питера и промышленных центров. Седой Урал, не раз побеждающий во время революции полчища Дутова, теперь обессилел.
Не большой горой, а соломинкой сняли голову и великана Урала, твердыни его поддались и уступили вражьей силе. Уральский рабочий, истекая кровью, еще продолжал конвульсивно бороться, где отступая, где наступая, задыхаясь и захлебываясь от нахлынувшей на него контр-революции. Уральский рабочий изнемогает.
Рабочие Москвы и Питера, рабочие России, слышите ли вы его стоны, придете ли на помощь раненому Седому Уралу?
Б.М.
Известия Вологодского исполкома Совета рабочих и солдатских депутатов. №165. 24 июля (6 августа) 1918 г.
В этом тексте одна фамилия - Шеломенцев - показалась мне смутно знакомой. Поломав голову, я вспомнил - это же один из двух эсеров (второй был Шмелев), которые в сентябре отправились в качестве уполномоченных Самарского Комуча к ижевцам!
В интернете на него нашлось немного. Андрей Шеломенцев был, как я понял, лидером уфимских эсеров и железнодорожного профсоюза. В известной книге В.Владимировой "Год службы социалистов капиталистам" про него упоминается: "Из доклада Шеломенцева от Уфы: "Июнь месяц уфимская организация существовала нелегально, подготовляясь к активному свержению большевиков и выполняя некоторые поручения Махина*. Военный штаб и военное начальство (сейчас. -- В. В.) состоит в большинстве из белогвардейцев и авантюристов".
* Начштаба 2-й армии, партийный эсер.
Комиссар Кучкин, который позже будет агитировать на Ижевских заводов за мобилизацию в Красную Армию, вспоминал: http://militera.lib.ru/memo/russian/kuchkin_ap/01.html
Накануне эвакуации горком партии поручил старой большевичке Людмиле Николаевне Сталь и мне организовать в железнодорожных мастерских митинг рабочих и призвать их эвакуироваться вместе с советскими органами. Митинг был бурный. Эсеры и меньшевики не давали нам говорить. Особенно неистовствовал вожак уфимских эсеров железнодорожник Андрей Шеломенцев.
— Убегаете, как крысы с тонущего корабля! — злорадно кричали эсеры. — Скатертью дорога, но без нас, рабочих!
В своих речах мы разоблачали предательскую политику меньшевиков и эсеров. Мы говорили рабочим, что эсеры и меньшевики обманывают их, утверждая, будто белочехи несут им на штыках демократию, что рабочие еще вспомнят нас, коммунистов, что те из них, которые временно поддались обману, рано или поздно поймут это. Мы заявили железнодорожникам, что вернемся в Уфу победителями. В ответ раздались смех, свист и язвительные выкрики. Только часть рабочих пошла тогда с нами. Подавляющее же большинство железнодожников осталось [18] на месте. Некоторые из них даже стреляли нам в спины. Нужна была практическая политическая школа, чтобы уфимские железнодорожники на себе испытали «прелести» «Учредилки» и «демократию» белочехов, предательство меньшевиков и эсеров, прежде чем они осознали правильность и справедливость политики коммунистов.
В общем-то, все. Потом Шеломенцев поехал со Шмелевым в Ижевск и привез повстанцам 5 млн рублей. Шмелев уехал, а Шеломенцев, видимо, открыв в себе полководческие таланты, возглавил "роту Учредительного собрания", состоящую в основном из учащихся. Во главе этой роты он и погиб вскоре в одном из сражений.
Речь о взятии Уфы чехословаками и что там было дальше. Данная статья весьма выпукло отражает характерные для сер. 1918 г. процессы, которые были на Урале: падение доверия к большевикам у рабочих, особенно эсеровски настроенных, их бунт в связи с подходом белых, а потом попытка организации "независимого", эсеро-меньшевистского, учредиловского представительного органа. Так было и в Уфе, где профсоюз железнодорожников после эвакуации большевиков организовал вооруженный отряд в 230 человек и начал арестовывать неугодных. Но потом, когда пришли чехословаки и русские белогвардейцы, настроения сменились на противоположные. Стоит, кстати, учесть, что железнодорожники, смыкающиеся с управляющим классом, чаще других высказывали недовольство большевиками и были эсеровски заражены. Все это советская корреспонденция весьма верно подмечает.
УФА ПОСЛЕ ЗАНЯТИЯ ГОРОДА ЧЕХОСЛОВАКАМИ
Падению многих городов на т. н. чехословацком фронте способствовала «викжелистая» политика железнодорожников, среди которых образовался довольно прочный слой «аристократии» рабочих, льнущей к соглашателям и их политике. Этот слой рабочих (в сущности типично чиновничий старого строя) изменяет делу рабочего класса, всячески — косвенно и прямо — вредит ему, предастся на сторону чехо-словаков, мешая операциям Советских войск, встреча чехо-словаков с белыми флагами, а иногда — с хлебом-солью. Так было в Самаре, так было и в Уфе.
Этот тонкий, но довольно влиятельный по своему положению, слой рабочих и есть та «рабочая база» правых с.-р. и меньшевиков, которая дает последним возможность еще говорить от имени рабочих. По психологии своей, это определенная группа карьеристов и шкурников.
Скоро поняли это и чехо-словаки. Из Самары чехо-словаки привезли в качестве «пленника» уфимца, стоявшего во главе ж. д. С.-Зл. организации, захваченного в Самаре, товарища Вавилова и предложили уфимским железнодорожникам взят, его на поруки. Уфимские железнодорожники струсили и отказались от этого предложения. Тогда чехо-словаки назвали их «шкурниками», заявили, что железнодорожники лишены самых элементарных товарищеских чувств. Т.-е. отношения между железнодорожниками и чехо-словаками был в тот же день испорчены, причем, чехословаки же внесли разлад в среду жел.-д. рабочих, т. к. огромная часть была недовольна поступками заправил, не взявших Вавилова на поруки, и считала вполне справедливой реплику чехо-словацких солдат.
«Заправилы» же продолжали отличаться. Они первые же начали массовые обыски и аресты большевиков, и членов Совета Рабочих Депутатов. Тем более, что принадлежность к Совдепу может быть легче учтена, чем партийное «вероисповедание». Число арестованных в первый же день до 3-х часов дня доходило до 150 человек, к концу дня — до 300. Число обысков не поддается никакому учету, тем более, что они повсюду происходили не менее 3-х раз: в первый раз обыскивали ж.-д-ки, во второй раз чехо-словаки, и третий раз белогвардейцы. Обыски сопровождались разгромом квартир, разграблением имущества, так что многие семьи буквально пущены по миру. Либеральная часть общества стала возмущаться. Обыски и разгромы не прекращались. Первыми с протестом публично выступили меньшевики. В первый день вступления чехо-словаков они приняли участие в «общем» торжестве. Наскоро созванная в прежнем составе (понятно, за исключением левых с.-р. и большевиков) городская дума, несмотря на то, что она сама себя распустила по всем правилам «конституции», приветствовала чехо-словаков, как избавителей от большевиков. Это приветствие произнес избранный на этом заседании председателем думы, присяж. повер. И. А. Ахмятов, лидер местных меньшевиков. Так патриот-оборонец, стоявший за войну при самодержавии, приветствует иноземцев, наводящих «порядок» в чужой стране, приветливо встречает дутовских казаков, как «носителей свободы».
Два дня Уфа, как в угаре. Повсюду митинги, бесконечные речи. Для управления избирается пятерка исключительно из правых эсеров. Командиром назначается чехо-словак. В качестве «3-го элемента» (секретарями штабов, комендатур, управлений и т. д.), с восторгом и энтузиазмом работают меньшевики, желающие «и капиталец приобрести, и невинность соблюсти». А тем временем открываются частные банки, владельцам возвращаются предприятия, происходит «денационализация» промышленности, объявляется свобода торговли, уничтожаются твердые цены, восстанавливаются в прежнем виде правительственные, казенные учреждения с прежним составом служащих, с прежними рангами, штатами, субординацией, и... и происходят бесконечные непрекращающееся обыски, разгромы, разграбления. Ведь, зловредных рабочих и городской бедноты много сразу основательно не обыщешь!
М-ки в думе требуют прекращения обысков, прекращения белого террора. Но последнее стало массовым психозом, постановлением, думской резолюцией, явления не устранишь. Тогда м-ки становятся в позу «рыцарей без страха и упрека» и заявляют, что они... уходят со всех ответственных постов.
Это подливает масло в огонь. Белогвардейцы начинают коситься на них, и, мало стесняясь, выражают определенно свое отношение к рабочему движению.
Ж.-д-ки реагируют на это более прямолинейно, чем меньшевики, и с выражением протеста совсем выходят из состава думы.
Это действует и на рабочих, считающих себя «центром» с.-р. Они начинают в думе угрожать кадетам за их слишком задорный тон и агрессивный курс, и просят не забывать, что рабочий класс еще не умер, угрожают... возможностью и своего ухода. (Речь Шеломенцова)
Меньшевистский «Голос Рабочего» и право с-ровский «Социалист-Революционер» переходят в оппозицию, неизвестно к кому, тем более, что у власти остаются правые с.-р., и одному из них, в виду тревожного состояния, некоему Гиневскому, вверяются почти диктаторские полномочия.
Эти полномочия даются гражданскими, но не военными властями, т. е., власть раздвоена. Белогвардейцы, казаки, чехословаки знают свое дело. Пусть немного поболтают либералы, и даже потешатся величайшей властью диктатора, разумеется, на бумаге, по форме, но не на деле.
А тем временем военные власти собираются с силами, концентрируют у себя действительную; реальную силу. Для этого они, прежде всего издают приказ о разоружены ж.-д. рабочих. Этот приказ вызывает возмущение у ж.-д.-ов. Они обнаруживают нескольких офицеров-золотопогонников, срывают с них погоны, но реальная сила не на их стороне: в результате ж. д. разоружены. Пожали, что посеяли. Но этим лиха беда ж.-д. не окончилась: разоружив ж.-д., власти издали приказ, что жалование ж.-д. будет оплачиваться по ставкам 1917 г. (ставкам Керенского), т. е. фактически уменьшается на 100 руб. в месяц каждому. Так с.-р. и чехо-словаки возмутили против себя даже и «шкурников».
Научит ли этот предметный урок прочих ж.-д-ков Советской России или они еще будут «викжелиться».
Не удивительно после этого сильное полевение ж.-д-ков. Они затосковали по большевикам! Когда на одном из собраний председательствовавший м-к Хаустов (быв.член последней Государственной Думы), чтобы вразумить разбушевавшееся собрание и пристыдить (!) его, выкликнул: «Видно мы не можем разрешить вопроса без большевиков; не пригласить ли нам их», — неожиданно для него собрание восторженно стало реагировать на возможность приглашения большевиков. Нет ничего удивительного после этого, что на всех рабочих съездах, собранных (ж.-д. ф.-зав.) впервые 2-3 дня, созывавшихся м-ками и правыми c.-р., на которые приезжало едва половина членов, вопрос о власти Учред. Собр. или Советам разрешался в пользу последних громадным, порой подавляющим большинством голосов.
А события шли своим чередом. Митинги прекратились. Над городом повисли тучи. Партизанские рабочие отряды не давали мирно спать обывателю, напоминая ему о с.-р-вско-чехословацко-белогвардейской власти. Иногда эти отряды спускались с гор, образовывали большой кулак и давали большие бои, тянувшиеся день-два-три, с орудийными залпами, с грохотом орудий. Это смущает чехо-словацкие массы, озлобляет белогвардейцев и вселяет радость в сердца бедняков.
А бедняку стало очень плохо. По сообщении прав. с.-ровского «Соц.-Рев.», низшим служащим, швейцарам, дворникам и т. д. [жалование] сокращается до 30-40 рублей в месяц, согласно окладам царских времен. В одном учреждении, упраздненном большевиками и восстановленном нами, — пишет «Соц.-Рев.», не называя этого учреждения, — поставленный во главе начальник велит титуловать себя не иначе, как «ваше превосходительство» — и тыкает направо и налево. В той же передовице «Соц.-Рев.» говорит о каком-то случае сечения розгами, опять не называя места, и делает выводы о необходимости бороться с реакцией поднявшей голову, обнаглевшей, мечтающей о реставрации.
Если уже правые с-ры так заговорили, то что же должны почувствовать рабочие и бедняки. Они с радостью узнают о начавшейся народной партизанской войне с чехо-словаками и белогвардейцами, они сами перебегают туда и становятся в ряды бойцов, в ряды дружинников.
Хватит ли последних надолго в этой неравной борьбе с хищниками, прекрасно организованными, имеющими верный командный состав? Это зависит от Москвы, Питера и промышленных центров. Седой Урал, не раз побеждающий во время революции полчища Дутова, теперь обессилел.
Не большой горой, а соломинкой сняли голову и великана Урала, твердыни его поддались и уступили вражьей силе. Уральский рабочий, истекая кровью, еще продолжал конвульсивно бороться, где отступая, где наступая, задыхаясь и захлебываясь от нахлынувшей на него контр-революции. Уральский рабочий изнемогает.
Рабочие Москвы и Питера, рабочие России, слышите ли вы его стоны, придете ли на помощь раненому Седому Уралу?
Б.М.
Известия Вологодского исполкома Совета рабочих и солдатских депутатов. №165. 24 июля (6 августа) 1918 г.
В этом тексте одна фамилия - Шеломенцев - показалась мне смутно знакомой. Поломав голову, я вспомнил - это же один из двух эсеров (второй был Шмелев), которые в сентябре отправились в качестве уполномоченных Самарского Комуча к ижевцам!
В интернете на него нашлось немного. Андрей Шеломенцев был, как я понял, лидером уфимских эсеров и железнодорожного профсоюза. В известной книге В.Владимировой "Год службы социалистов капиталистам" про него упоминается: "Из доклада Шеломенцева от Уфы: "Июнь месяц уфимская организация существовала нелегально, подготовляясь к активному свержению большевиков и выполняя некоторые поручения Махина*. Военный штаб и военное начальство (сейчас. -- В. В.) состоит в большинстве из белогвардейцев и авантюристов".
* Начштаба 2-й армии, партийный эсер.
Комиссар Кучкин, который позже будет агитировать на Ижевских заводов за мобилизацию в Красную Армию, вспоминал: http://militera.lib.ru/memo/russian/kuchkin_ap/01.html
Накануне эвакуации горком партии поручил старой большевичке Людмиле Николаевне Сталь и мне организовать в железнодорожных мастерских митинг рабочих и призвать их эвакуироваться вместе с советскими органами. Митинг был бурный. Эсеры и меньшевики не давали нам говорить. Особенно неистовствовал вожак уфимских эсеров железнодорожник Андрей Шеломенцев.
— Убегаете, как крысы с тонущего корабля! — злорадно кричали эсеры. — Скатертью дорога, но без нас, рабочих!
В своих речах мы разоблачали предательскую политику меньшевиков и эсеров. Мы говорили рабочим, что эсеры и меньшевики обманывают их, утверждая, будто белочехи несут им на штыках демократию, что рабочие еще вспомнят нас, коммунистов, что те из них, которые временно поддались обману, рано или поздно поймут это. Мы заявили железнодорожникам, что вернемся в Уфу победителями. В ответ раздались смех, свист и язвительные выкрики. Только часть рабочих пошла тогда с нами. Подавляющее же большинство железнодожников осталось [18] на месте. Некоторые из них даже стреляли нам в спины. Нужна была практическая политическая школа, чтобы уфимские железнодорожники на себе испытали «прелести» «Учредилки» и «демократию» белочехов, предательство меньшевиков и эсеров, прежде чем они осознали правильность и справедливость политики коммунистов.
В общем-то, все. Потом Шеломенцев поехал со Шмелевым в Ижевск и привез повстанцам 5 млн рублей. Шмелев уехал, а Шеломенцев, видимо, открыв в себе полководческие таланты, возглавил "роту Учредительного собрания", состоящую в основном из учащихся. Во главе этой роты он и погиб вскоре в одном из сражений.
Историография Ижевско-Воткинского восстания