В принципиальное отличие от журналистов, пропагандистов и т. п. публики, обязанностью профессионального историка является внесение еще большей ясности в исторический вопрос. А в данном случае мы этого вовсе не имеем. Если бы он конкретизировал источник, содержащийся в архивном деле, вопрос, возможно, сделался бы яснее, но так как автор не сделал этого, то в результате нагнал еще больший туман. Приведу для иллюстрации этого заключения, для вящего Вашего просвещения и вразумления следующий случай из моей профессиональной практики. Моя специализация - переход от народничества к марксизму в России в 1880-е гг. Одним из крупнейших и авторитетнейших исследователей этой темы является В. Ю. Самедов. На последних страницах десятков томов в ЦГИАМ я видел его пользовательскую подпись, что означало, что с этим томами он работал. Это усиливало мое глубокое уважение к нему. Но у него имелся один недостаток. Многие факты истории революционного подполья 1880-х гг. он квалифицировал как шаги от народничества по направлению к марксизму. В действительности же дело обстояло много сложней и шаг от народничества отнюдь не всегда вел к марксизму. Гораздо чаще к прозападному либерализму, позитивизму и т. п. В те времена в Москве и Петербурге действовало два нелегальных издательских студенческих кружка. В Москве Общество переводчиков и издателей, в Петербурге вольная гектография "Общественная польза". Было принято считать, что первым к изданию марксистской литературы из них приступил московский кружок, участники которого на каникулах распространяли изданные ими произведения у себя на родине. Соответствующие факты выявлены по следственным делам МГЖУ, Московской судебной палаты и по прокурорским делам. Перечисляя их, Самедов называет дело Московской судебной палаты о распространении студентом таким-то в Мологе Владимирской губернии (тогда Молога входила не в Ярославскую, а во Владимирскую) "Коммунистического манифеста". Политические дела по Владимирской губернии тогда вела Московская судебная палата. Так значится в описи дел МСП, а потому дело даже не обязательно, как кажется, заказывать для проверочного просмотра, поскольку случай тут вроде бы, по всему, вполне ясный. Но я дело все-таки заказал. И смотрю: на последней странице подпись Самедова отсутствует. Т. е. он это дело даже и не смотрел, а сообщил факт на основании данных описи. Смотрю дальше. Студент на самом деле распространял в Мологе, куда выезжал на каникулы, "Манифест", но учился он не в Москве, а в Петербурге, и издание было не московского, а петербургского кружка, причем по дате события более ранее по сравнению с тем, когда к нелегальному тиражированию этой работы приступил впервые московский кружок. Но в итоге с подачи Самедова этот ложный факт пошел кочевать по многочисленным публикациям по теме, внося вящую путаницу в изучение вопроса. Но у Самедова с этим был лишь один прокол, причем частный, а действительные его заслуги реабилитировали его с лихвой. Здесь же мы видим, в сущности, тоже похожий ложный факт на фоне полного отсутствия данных для реабилитации. Раз автор документов, из которых он привел данные, не назвал, отрывков их текстов не процитировал, он или умышленно вводил научную общественность в заблуждение, имея в распоряжении явно сомнительный документ, или документа, на который привел ссылку в архивном деле, вообще даже и в глаза не видел, но поступил подобно Самедову в только что рассказанном мной случае. Т. е. заимствовал данные из него и ссылки из какого-то вторичного источника. Возможно, выписок другого исследователя, работавшего с делом непосредственно, что-то примерно в таком роде. Я твердо знаю одно: что если б Кубасов работал с л. д. 33 непосредственно, напрямую, его совсем не затруднило бы привести название этого документа и пр. А раз он не сделал этого, понимая, насколько это серьезно, важно (понятно, что он профессионал, а не чайник), то дело тут явно очень нечистое, явно он тут сознательно смухлевал.
no subject
В принципиальное отличие от журналистов, пропагандистов и т. п. публики, обязанностью профессионального историка является внесение еще большей ясности в исторический вопрос. А в данном случае мы этого вовсе не имеем. Если бы он конкретизировал источник, содержащийся в архивном деле, вопрос, возможно, сделался бы яснее, но так как автор не сделал этого, то в результате нагнал еще больший туман.
Приведу для иллюстрации этого заключения, для вящего Вашего просвещения и вразумления следующий случай из моей профессиональной практики.
Моя специализация - переход от народничества к марксизму в России в 1880-е гг. Одним из крупнейших и авторитетнейших исследователей этой темы является В. Ю. Самедов. На последних страницах десятков томов в ЦГИАМ я видел его пользовательскую подпись, что означало, что с этим томами он работал. Это усиливало мое глубокое уважение к нему.
Но у него имелся один недостаток. Многие факты истории революционного подполья 1880-х гг. он квалифицировал как шаги от народничества по направлению к марксизму. В действительности же дело обстояло много сложней и шаг от народничества отнюдь не всегда вел к марксизму. Гораздо чаще к прозападному либерализму, позитивизму и т. п.
В те времена в Москве и Петербурге действовало два нелегальных издательских студенческих кружка. В Москве Общество переводчиков и издателей, в Петербурге вольная гектография "Общественная польза". Было принято считать, что первым к изданию марксистской литературы из них приступил московский кружок, участники которого на каникулах распространяли изданные ими произведения у себя на родине. Соответствующие факты выявлены по следственным делам МГЖУ, Московской судебной палаты и по прокурорским делам. Перечисляя их, Самедов называет дело Московской судебной палаты о распространении студентом таким-то в Мологе Владимирской губернии (тогда Молога входила не в Ярославскую, а во Владимирскую) "Коммунистического манифеста". Политические дела по Владимирской губернии тогда вела Московская судебная палата. Так значится в описи дел МСП, а потому дело даже не обязательно, как кажется, заказывать для проверочного просмотра, поскольку случай тут вроде бы, по всему, вполне ясный.
Но я дело все-таки заказал. И смотрю: на последней странице подпись Самедова отсутствует. Т. е. он это дело даже и не смотрел, а сообщил факт на основании данных описи. Смотрю дальше. Студент на самом деле распространял в Мологе, куда выезжал на каникулы, "Манифест", но учился он не в Москве, а в Петербурге, и издание было не московского, а петербургского кружка, причем по дате события более ранее по сравнению с тем, когда к нелегальному тиражированию этой работы приступил впервые московский кружок.
Но в итоге с подачи Самедова этот ложный факт пошел кочевать по многочисленным публикациям по теме, внося вящую путаницу в изучение вопроса. Но у Самедова с этим был лишь один прокол, причем частный, а действительные его заслуги реабилитировали его с лихвой.
Здесь же мы видим, в сущности, тоже похожий ложный факт на фоне полного отсутствия данных для реабилитации. Раз автор документов, из которых он привел данные, не назвал, отрывков их текстов не процитировал, он или умышленно вводил научную общественность в заблуждение, имея в распоряжении явно сомнительный документ, или документа, на который привел ссылку в архивном деле, вообще даже и в глаза не видел, но поступил подобно Самедову в только что рассказанном мной случае. Т. е. заимствовал данные из него и ссылки из какого-то вторичного источника. Возможно, выписок другого исследователя, работавшего с делом непосредственно, что-то примерно в таком роде. Я твердо знаю одно: что если б Кубасов работал с л. д. 33 непосредственно, напрямую, его совсем не затруднило бы привести название этого документа и пр. А раз он не сделал этого, понимая, насколько это серьезно, важно (понятно, что он профессионал, а не чайник), то дело тут явно очень нечистое, явно он тут сознательно смухлевал.